Забытое имя(ЧАСТЬ 6-7)

-Расскажи, как всё было, – попросила Рита,

Теперь для нее странным казалось, что она не узнала всю эту историю раньше. Но если Олег молчал – значит, были у него на то свои причины. Это она тоже знала.

ВСЕ ЧАСТИ РАССКАЗА ЗДЕСЬ

Он долго медлил. Так бывает, когда возвращаешься мыслями к моментам слишком дорогим, воспоминаниям, которые хранишь на протяжении всей жизни, но которые несут не только светлую радость — и боль тоже.

Наконец, Олег стал рассказывать. Про своего друга. С Юрием он познакомился в институте, но очень быстро у молодых людей возникло ощущение, что они – родные по крови. Вроде двоюродных или троюродных братьев, которые по иронии судьбы росли вдалеке друг от друга.

Юрий приехал с Кавказа. Отец его был фермером, и парень с детства узнал, какой нелегкий это труд. Он страстно любил лошадей, научился ездить верхом едва ли не раньше, чем ходить. И вообще животные льнули к нему – казалось, он ни к одному существу не может быть жесток. И эту доброту его, гармонично соединенную с внутренней силой, чувствовали все – и люди, и звери.

Как же получилось, что ты не остался с отцом, не стал помогать ему? – спрашивал Олег, – Взял и уехал за тридевять земель…
У меня много братьев, – с улыбкой говорил Юрий, – Они так и мыслили свое будущее – хотели заниматься семейным делом. А мне хотелось побродить по белу свету.

В общаге друзья жили в одной комнате, и каждые каникулы, а порой даже в выходные – обязательно куда-то отправлялись.

Попробовали альпинизм – и успешно, поднимались даже на Эльбрус, говорили меж собой и о других горах. Но больше покорения вершин манили их пещеры. В конце концов, они же готовились стать геологами…И посмотреть на глубины Земли изнутри – что могло быть заманчивее?

Где только они тогда ни побывали!

После окончания института Юрий не вернулся в родные места. И на свою часть наследства купил дом в том же городе, где поселился его друг. Казалось бы, их работа предполагала долгие отлучки, и свободное время им полагалось дорожить домашним уютом. Но нет – вместе со знакомыми спелеологами приятели отправлялись в походы снова и снова, и стоило только кому-нибудь в их компании заговорить про новый интересный маршрут, как у них загорались глаза.

У Юрия была девушка, ее звали Лиля, – рассказывал Олег, опустив глаза на свои руки, на сцепленные пальцы, – Она разделяла наши увлечения, всегда ходила с нами и очень любила Юрку. Это все чувствовали.. все.знали…что эти двое не расстанутся. А потом…

Он замолчал, чтобы овладеть своим голосом, чтобы говорить спокойно.

Короче, случился обвал в пещере. Юрка шел последним – ему и досталось. Сразу было ясно, что трогать его нельзя…Что там – позвоночник..или может, .шейные позвонки…его медики должны были эвакуировать, а не мы тащить…

И Лиля сказала, что она останется с Юркой. А мы – я и еще один парень – пошли за помощью. … Когда мы уходили – я обернулся, и увидел, что Лиля сидит рядом с Юркой и что-то ему говорит.

А потом… Когда нас не было рядом…. Случился второй обвал, снова посыпались камни… И Лиля – она никогда не смогла себе этого простить – она успела рвануться в сторону – и уцелела. Потом она кляла себя за то, что сработал этот чер-тов инстинкт самосохранения – как она говорила.

Она осталась жива, а он…., – начала Рита.

Олег кивнул.

Мы тогда – все, кто знал Лилю, очень боялись за нее, она долго выбиралась из депре—ссии. Но семья ее поддержала, и она справилась. И я не мог себе простить тоже… Да еще оказалось, что дом свой Юрка завещал мне. Родителей его к той поре уже не было, а из прочих родственников никто не пытался оспорить его волю.
Почему же этот дом имеет такой вид, как будто никто не живет в нем уже тысячу лет? – недоумевала Рита, – И отчего о нем сложили такие легенды? Может, если друг был тебе так дорог – там надо было…ну, словом, поддерживать особняк в более-менее приличном состоянии?
Я не знаю, поймешь ли ты это – или просто посмеешься надо мной…
Когда я над тобой смеялась?
Возможно, там действительно есть что-то мистическое. Конечно, у меня никогда не было достаточно денег, чтобы… Вспомни, как мы с тобой всегда жили – от получки до получки… Но у меня было чувство, что этот дом – он составлял единое целое со своим хозяином – и когда Юрки не стало, дом начал ветшать просто с удивительной быстротой. Нет, я не говорю о выбитых стеклах – это было сделать нетрудно. Любому вандалу достаточно запустить камнем. Но дом старел на глазах. Трещины разбегались по штукатурке – как морщины. Даже деревья в саду – и те в большинстве своем засохли.
А давно ты там был? – напрямик спросила Рита.
Я захожу туда несколько раз в год. И было – несколько раз – так…словом, мне казалось, что я видел там Юрку. То он мелькал в зеркале, то я ощущал его присутствие за спиной. Понимаешь, я ловил себя на том, что хотел заговорить с ним – с ним, которого давно нет.
А что Лиля? Ты ей говорил об этом?

Олег снова помолчал.

А зачем? – спросил он, – Несколько лет назад она вышла замуж, и не стоит больше все это ворошить, мучить ее… В этом я уверен.
Ты мне еще на один вопрос ответь. Вы ее оба любили? Просто она выбрала Юрку, да?

Рита знала – она угадала. Олег искал слова.

Когда его не стало, я не посмел напомнить ей о себе. С одной стороны – это было бы предательством Юрки…его памяти, а с другой… Раз Лиля не потянулась ко мне, раз я не был ей нужен даже в эти, самые тяжелые минуты – значит, не было в ее душе ничего…никакого чувства ко мне…
Долго ты стра-дал по ней? Или… До сих пор?
Нет, все это давно в прошлом, – Олег не отвел глаз, он лишь вспоминал свою бо-ль, но рана уже за-жила.

Однако Рита впервые в жизни сделалось на душе так тоскливо, что хоть уходи в тот дом – и сама делайся привидением.

Максим нашел тех, кто должен был осуществить его замысел.

Как он и предполагал, отыскать дочь Жени ему не составило труда. Стоило только потянуть за кончик нитки, как клубок начал разматываться. Максим навел справки о том, кто был опекуном девушки, и пришел к выводу, что для похищения лучше выбрать момент, когда Олег будет максимально далеко от своей воспитанницы. Жаль что он теперь жил оседло и не уезжал в далекие командировки.

А вот помочь Максиму осуществить задуманное должны были не кос-толомы из эпохи девяностых, решившие тряхнуть молодостью, а люди молодые, но безбашенные совершенно.

Они не думали ни о чем, кроме собственных интересов, и после того, как обговорили вознаграждение – нравственная сторона вопроса не волновала их абсолютно. Более того, они воспринимали все, что им предстояло сделать – как веселое приключение. Они даже не видели в этом ничего особенно противоза-конного. Ведь, в конце концов, они не причинят девчонке никакого вреда. Просто привезут ее в условленное место и покараулят там. И девчонка-то незначительная. Это вам не дочь какого-нибудь политика, или – того хуже – крими-нального авторитета

Пожелания были высказаны, сделка заключена, аванс перешел из рук в руки. Максим оглядывал своих «помощничков». Были у них, конечно, имена и фамилии, вот только Максим не утруждался их запомнить. Ему хватило кличек – Швовчик, Шрек и Обморок. Из всех троих именно Обморок производил впечатление «обычного» парня. Среднего роста, с аккуратной стрижкой, одетый так, как одевается каждый второй – он казался и самым адекватным.

Шрек – с лицом нежным и чистым как у ребенка, носил массивный золотой крест на цепочке. А то, что тип этот – самый настоящий нарцисс – чувствовалось за версту. При взгляде же на Швовчика хотелось если не перейти на другую сторону улицы, то, во всяком случае, покрепче стиснуть в руке свой кошелек.

Что свело вместе трех столь разных парней – Максиму узнавать было недосуг, люди, которым он доверял – рекомендовали ему троицу, и Максиму этого хватило.

Теперь парням предстояло ехать в другой город. Путь короткий – ночь в поезде, и они готовились развлекаться с самого начала, тем более, что, благодаря Максиму почувствовали себя при деньгах.

…Если бы пассажиры плацкартного вагона узнали, кто отправил этих трех в дорогу, они адресовали бы Максиму Николаевичу немало «теплых» слов.

В конце вагона, там, где были у парней места, собралась на редкость «теплая компания». Две девицы, которые только рады были гулять всю ночь, старик-алка-аш, с которым щедро поделились запасами…Гогот стоял до поздней ночи, вернее, до раннего утра. Подходили урезонивать весельчаков проводницы, вызывали и начальника поезда, но после его ухода веселье начиналось по новой. Возможно, если бы парням нужно было ехать далеко – на них все же нашли бы управу. Но они должны были выйти вот-вот, и казалось, что проще потерпеть их выходки еще немного, чем устраивать большой скандал.

Это что, – делился с изнывающими от соседства пассажирами Швовчик, запихивая в пакет пустые бутылки, – нас однажды даже из самолета хотели высадить! Прямо на ходу…. То есть на лету….

Когда троица, наконец, шумно прошествовала по проходу, и в вагоне наступила благословенная тишина, молоденькая проводница призналась напарнице, что это – лучшая минута ее жизни.

Отец позвонил Жене и вызвал ее «на разговор». Это было настолько непривычно, что молодая женщина растерялась. Но ее мама догадалась – о чем пойдет речь.

Скорее всего, он про наследство хочет тебе сказать….
Ему что — хуже? – испугалась Женя.

Наследство было для нее «пустым звуком», да и никогда не стала бы она мечтать о нем такой ценой.

Женя знала, что у отца – больное сердце, когда его положили в кардиоло-гию, она несколько раз приходила к нему – и слава Богу, не заставала никого из его «настоящей семьи». Ей не хотелось сталкиваться ни с Максимом, ни с Людмилой. Они вели себя так, словно она была перед ними виновата.

Сейчас Сергей Анатольевич вернулся из санатория – и сразу попросил Женю приехать.

Прямо домой давай…
Ой, а можно не… Можно на работу? Или ты себя плохо чувствуешь, и тебе трудно туда добраться?
В офис? – отец говорил с отдышкой, и Женя это отчетливо различала, – Ладно, сегодня, в шесть…

Тогда-то Женя и поговорила с мамой, и та сказала, что речь будет непременно о наследстве, и не нужно быть ду-рой, потому что старшим детям уже досталось от отца столько, что хоть пятой точкой ешь, а она, младшая, никогда ни о чем не просила.

А квартира? – изумилась Женя, – Это же подарок на всю жизнь…

Мать только рукой махнула – мол, не умеем мы с тобой быть богатыми, и не сможем этому искусству научиться…

Погоди, мам. Может, за отцом сейчас вообще ухаживать нужно, а его детям некогда….

Мать посмотрела выразительно, и Женя поняла, что опять сказала глу-пость. При необходимости отец бы нанял сиделку, а то и не одну.

Словом, ехала Женя на встречу, теряясь в догадках, и отец не спешил их разрешать. В офисе он усадил дочь напротив себя, и долгое время просто смотрел на нее. Выглядел он плохо – похоже, и санаторий не очень-то помог. Лицо оте-чное, серое…

Почему у тебя детей нет? – вдруг спросил отец.

Это был такой неожиданный вопрос, такой удар по бо-льному месту, что Женя не нашлась, что ответить и сказала правду:

У меня есть дочь…

Отец не сразу сообразил, потом свел брови:

А… Это….То, что сто лет назад… Ты к бабке, что ли, какой ходила? К ясновидящей? Так они каждому клиенту говорят то, что тот хочет услышать, лишь бы деньги платил…Постой, не уходи, я не хотел тебя обидеть, я вообще не об этом…

Он взял дочь за руку и рука у него тоже была не такой, как прежде, какой-то вялой, бессильной, холодной.

— Женька, ни у тебя, ни у меня выбора нет. Готовься принимать дела…

Жене на минуту показалось, что ее мысли куда-то улетели, потому что она не понимает, о чем говорит отец.

ЧАСТЬ 7

А он перечислял, что перейдет в ее руки, чему она станет хозяйкой, и это никак не могло уложиться в ее голове.

Подожди, – начала она, – А Макс и Люда?

Сергей Анатольевич только рукой махнул. И ни лице его было написано то самое выражение, которое появляется у людей, когда им не хочется вспоминать кого-то. Он сказал почти теми же словами, какими перед этим выразилась Женина мать:

У них, знаешь, уже из одного места лезет…

Наверное, когда-то отец и мать Жени хорошо понимали друг друга.

Пока ты жив – даже речи не заводи об этом, – твердо начала Женя, – Я и вообще не думала ни о чем таком, а уж такой ценой….

Сергей Анатольевич откинулся в кресле, принимая ту позу, в которой, как ему казалось – легче было дышать.

Я знаю, чего ты боишься, – сказал он, – Того, что ты никогда делами не занималась, ничего в бизнесе не смыслишь, и все у тебя уйдет меж пальцев. Этого не страшись. У меня управляющий – хороший мужик, и сейчас всё, считай, на нем. И дальше он тебя не оставит, я уж с ним говорил. Ты просто…вникай помаленьку. Разберешься, я верю. Пока делами пусть мой помощник занимается, а тебе – вот что главное…. Когда меня не станет, или я совсем уже слягу, они на тебя насядут, чтобы забрать, всё что можно. Желательно — всё.

Сергею Анатольевичу не пришлось пояснять, о ком речь, Женя сразу поняла, что он имеет в виду старших детей.

И вот тут тебе нужно быть стойкой. Поскольку в этом и есть моя воля. Думаешь, я их специально обидеть хочу? Отомстить им за что-то? Какое там… Если бы я знал, что хотя бы Максиму могу дело своей жизни доверить…. Что он поведет его, как надо…. Да я б сходу на вас троих заве-щание написал, и, пожалуй, на сына – большую долю… Но я знаю, что все эти интриги за моей спиной велись только для того, чтобы от меня всё забрать, а потом – продать….. А деньги они с Людкой промотают сразу — как и не было ничего. Но главное – если всё это уйдет, – Сергей Анатольевич повел рукой вокруг себя, – То я — будто и не жил все эти годы…. Впустую всё…Поэтому – что б они тебе ни говорили, пусть убеждают, пугают, что хотят делают – шли их далеко и по матушке. И не бойся – нищими я их не оставил….

Отец наклонился к Жене, и она ощутила на лице его больное дыхание:

Обещаешь?
Живи долго, – сказала Женя и заплакала.

Елену начали мучить видения. За долгую жизнь ее обижали много раз, и были разные виды этих обид. Начиная от презрения соседки по рабочему кабинету, которая упорно считала Елену старой девой, хотя и про мужа ее бывшего знала, и про сына. И заканчивая мелким хамством – на улице, в автобусе, в «Одноклассниках», где она любила посидеть.

И всегда Елена старалась отвлечься, погасить пожар внутри себя. Она повторяла мысленно, что есть некий высший закон, есть бумеранг, который непременно вернется к обидчику. Верить в бумеранг было легче, чем смириться, не умея дать отпор.

Те, кто был закален в ругани – жалкие попытки Елены сделать какой-то выпад, зацепить их в ответ – даже не замечали. А кричать у нее не выходило, голос сразу срывался на фальце, получалось смешно и жалко.

Оставалось только просить высшие силы – воздать обидчикам по заслугам.

И вот теперь наступил час, когда Елена понимала – бумеранг возвращается к ней самой. Она уже слышит его свист, и вот вот ощутит удар.

Страшнее всего было – смотреть в зеркала. Прежде Елена их любила – имелось у нее и трюмо, и зеркало с подсветкой в ванной комнате, а самое красивое – настольное, в хрустальной оправе. От природы у Елены были светлые ресницы, и она даже в выходные непременно подсаживалась к столу и бралась за тушь

А теперь – стоило ей бросить взгляд в зеркало, и она не знала, чье лицо предстанет перед ней. То ярко видела она Женю, которая беззвучно шевелила губами, но Елена знала, что невестка упрекает ее.

Еще хуже было, когда появлялась девочка – почему-то всегда в образе нищенки, века этак из девятнадцатого. Рубашка в заплатах, босые грязные ноги… Елена знала от Нелли Александровны, что та отдала младенца едва ли не бом—жихе, и внучка и вправду теперь могла голод-ать и побираться… А не знающая пощады совесть добавляла к картине колоритные детали – вроде обносков и босых ног

А порой и вовсе представали перед Еленой какие-то чудовища – словно из фильмов ужа-сов сбежали. Она никогда подобное не смотрела, всегда хор-рор действовал ей на нервы, и теперь она отшатывалась от зеркал, и закрывала глаза.

Но хуже всего было то, что Елена понимала – она схо-дит с ума. Она позвонила сыну, и попросила отвезти ее к врачу. И что-то было в ее тоне такое, что Михаил не отмахнулся, как он уже собирался сделать, устав от привычных жалоб матери. Он узнал от знакомых, какому -психиатру стоит довериться, и повез мать на прием. А врач настоятельно рекомендовал положить ее в отделение:

Сначала на несколько недель, а дальше посмотрим, как пойдет. Вы же не хотите, чтобы ваша мама…

Михаил понял – процесс может стать необратимым, но пока еще можно вмешаться в него и – если не повернуть вспять, то затормозить.

…Когда через месяц Елену забрали из больницы, сын решил, что у врачей ничего не получилось. Прежде только зеркала были завешаны в доме, но с матерью можно было общаться. А теперь она часами сидела, глядя перед собой, равнодушная ко всему.

Женя приходила к свекрови каждый день – покормить и прибраться. Они с Михаилом хотели забрать Елену к себе, но та лишь качала головой и отказывалась наотрез.

Не тащить же ее силой…

Рита очень любила свой маленький сад. Любовь эта пришла к ней в том возрасте, когда молодым становится скучно дома, когда и речи не идет о том, чтобы возиться на грядках, а дача воспринимается как катор-га.

Но свой сад Рита воспринимала как часть самой себя. Может быть, потому, что Олег лишь беспомощно разводил руками, когда речь заходила о том, чтобы сделать здесь красивый уголок – он был совершенно несведущ во всем этом. Поэтому никто не указывал Рите, что ей надо делать и никто не мешал ей устраивать все по своему вкусу.

Было у нее когда-то здесь и свое «клад-бище», где покоились золотая рыбка и два цыпленка. А из мраморного письменного прибора она соорудила им над—гробие. Ее детские качели, круглый стол под навесом, где Рита с Олегом в теплую пору обедали – девушка могла бы пройти по саду ощупью, приласкав по дороге ладонью каждое дерево, как живое существо.

И свой день рождения, выпадавший на последний день мая, она собралась отмечать здесь – а как же иначе?

Олег у Риты был в саду на подсобных работах – вскопать грядки, спилить ветки, а главное – сделать забор повыше. Их дом с участком напоминал крошечное царство-государство, окруженное вра—ждебными соседями.

Вот и сегодня – не успел Олег взяться за мангал, как соседка слева учуяла запах дыма и постучала по листам шифера, из которых и был сооружен забор:

Я вас сколько раз просила обойтись без костров! У сына аст-ма, он потом ночью спать не сможет…

Правильным ответом было бы – не просила ни разу, потому что куриные шашлыки Олег с Ритой затевали раз в год, в этот самый день…

Зато соседка справа регулярно топила баню, и тогда пахло на всю округу, не только дымом, но почему то и железной дорогой. Однако с дамой справа ругаться было бесполезно, да и небезопасно – она занимала довольно высокую должность.

Торт ждал в холодильнике и шампанское тоже, а Олег развешивал на ветвях вишни гирлянды. Девочки наверняка засидятся до позднего вечера, и станут мелькать над их головами сказочные разноцветные огоньки.

Договорились, что Соня с Ритой пойдут проводить подруг – и путь как раз приведет их к особняку-призраку. Тут они и останутся до рассвета. Единственной просьбой Олега было – непременно взять телефоны, чтобы в случае чего….

Рита не осмеливалась попросить Олега посидеть до утра с ними, да и Соня наверняка стала бы возражать.

Еще больше хотелось Рите сказать Олегу о том, что в последнее время у нее появилось странное чувство – точно за нею следят. Она оглядывалась –и не видела никого. Заикнись Рита Олегу – и он постарается вообще никуда не отпускать ее одну, станет везде ходить с нею, едва ли не за руку держать.

А она, в конце концов, не имеет права заедать его жизнь – до такой степени. После того, как он рассказал ей про свою первую любовь – она точно сделала шаг в сторону, приняв для себя, что уже не будет единственной в его жизни.

В старый дом подружки вошли не как во-ры. Олег дал им плоский ключ, непривычно большой, Рита знала, что у нее руки – крюки, единственное, что ей удавалось хорошо – это выращивать свои розы и лилии. Что же касается ключа – тут она была ни в чем не уверена. Но стоило вставить его в замочную скважину, как он повернулся легко, и дверь открылась перед ними так, будто ее распахнул хозяин.

Соня даже ахнула. И сжала пальцы Риты, оглядываясь вокруг.

Они стояли в широком коридоре, который заканчивался лестницей, что вела на второй этаж. Соня тут же убедилась в том, что лестница эта – совсем ветхая. Так что от мысли подняться наверх, и выйти на тот балкон с чугунной решеткой, который так манил ее – придется отказаться.

И если Рите хотелось ступать по этому дому осторожно, пожалуй даже – благоговейно (после того, как она узнала его историю), то Соня немедленно прошлась по коридору взад и вперед, открывая все двери.

Здесь не ночевали бо-мжи, тут не было запаха нечи-стот, напротив – из-за соседства леса – пахло хвоей и прелыми листьями. Битое стекло, пласты штукатурки на полу, несколько длинных тонких трещин, змеившихся по стене – луч фонарика, который держала Рита, прокладывал себе дорогу.

Самое странное – тут сохранились еще вещи, служившие прежнему хозяину – никто не позарился на них, не унес. Тихо позванивали подвески на люстре, а овальное зеркало в комнате с эркером – было полностью целым.

Рита остановилась возле него и смотрела в его глубину – как в пруд с темной водой. Она потеряла Соню – та бродила по дому, и откуда-то издали слышались ее восклицания. А Рита вспомнила, как ей рассказывала чья-то бабушка. Надо вот так долго, долго смотреть – и тогда, может быть, увидишь отражение ….Но чье?

Рита выключила фонарик, и теперь глаза ее постепенно привыкали к темноте, Надо было взять с собой свечу… А там, на втором этаже, наверное, луна светит сквозь проломленную крышу…

…. У стены, за спиной Риты, стоял человек. Она бы сказала, что он пришел из черно-белого фильма, но это, скорее, был фильм в тонах голубоватого дыма. Чуть смазанное, чуть расплывчатое изображение, и тем не менее Рита видела отчетливо – и светлую рубашку, и пряжку на ремне, и лицо…Она никак не ожидала, что этот человек выглядит так. Что он высок, у него темные волосы и борода, и черты лица – несколько резкие, и в то же время эта доброта, эта неспособность ко злу – чувствовалась в нем даже сейчас. И Рита не испугалась.

Она стояла и смотрела – именно в зеркало, потому что не знала – вдруг повернется она — в реальности никого не увидит…Этот человек показался ей не так, как Олегу. Он не мелькнул, заставив сомневаться – видела она его или нет. Он стоял, и она чувствовала – он что-то хочет сказать ей.

И вдруг свист, раздавшийся прямо за ее спиной – заставил Риту обернуться. Призрака уж не было у стены, а смотрел на нее вполне себе обычный парень. Что он мог делать здесь?

В глубине дома послышались голоса, и испуганно вскрикнула Соня.

Окончание следует