В первый день так они и не поговорили. Светлана, усталая с дороги, легла, как только стемнело. Казалось, даже ночные звуки здесь знакомы.
За сенями в доме деда сразу располагалась кухня, а из нее выходили комнаты. Света спала в самой большой, в той, где стоял старый телевизор и удивительный резной буфет с великолепной посудой. Дед – в небольшой комнате за шторкой.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Дед ночью спал плохо. Он не кашлял, не храпел, как это бывает обычно у стариков. Он только ворочался, потом тихо лежал, потом вставал и выходил из дома. Света слышала: она то проваливалась в сон, то просыпалась.
Встала она рано – выспалась. В сонную утреннюю тишину постепенно вплетались новые звуки. Егорьевка просыпалась.
Светлана накинула куртку и вышла во двор. Над притихшим в туманной дымке лесом всходило солнце. Оно ещё не показалось над вершинами деревьев, но небо уже стало ослепительно жёлтым. Пышные облака как будто наполнились расплавленным светилом.
Вскоре над лесом взметнулись лучи, а затем медленно выкатился огромный диск и небо практически сразу из синего стало ярко-голубым.
Когда последний раз встречала она рассвет? Света никак не могла вспомнить, но точно встречала и не одна …
Было прохладно, она зашла в дом, пошла складывать диван.
Без стука в дом зашла какая-то старушка. Света увидела ее в окно. Она долго гремела щеколдой у калитки, потом, прихрамывая и постукивая палкой поднялась на крыльцо. Она была с ведром, громыхнула им на кухне.
Светлана вышла, поздоровалась. Старушка оглянулась, прижав руки к своей длинной юбке, потом вытерла о юбку руки и изрекла:
– В бабку вся… – она проковыляла к большому деревянному разному стулу- креслу, села на него медленно, – Ну, здравствуй, Светочка! Дождался — таки дед.
Здесь все говорили одну и ту же фразу.
– Здравствуйте, – повторила Света, – Вы знаете меня?
– Так ить, маленькую помню … А сейчас бы ни в жись не узнала. Но на бабку Катю свою ты походишь очень.
Старушка погладила новую клеёнку на столе и добавила:
– Счастье деду, что приехала …
Потом она встала, как очнулась, и засуетилась.
– Ну, хозяйствуй тут. Пойду я. Вот водички колодезной Савелию принесла, а ведро заберу, мое оно.
– А зовут Вас как? А то и не познакомились.
– Вера, Вера Семёновна, соседка я. Вон – дом напротив, слева – зелёный. В гости заходи. С дочкой живу, с зятем. Мы тут немного деду твому подсобляем.
– Спасибо Вам!
Света посмотрела из окна. Вера Семёновна вышла из калитки, а потом остановилась, поставила ведро на землю, обернулась и перекрестила их дом.
Света поставила чайник, он зашумел. Из-за шторы показался и дед. Сегодня он был в другой рубахе, в голубой. Рубашка была мятая, слежавшаяся, но Света поняла – дед нарядился для неё.
– Доброе утро, дед!
– Доброе, доброе, – дед сел к столу, посмотрел на новую клеёнку.
– Я тут вчера похозяйничала, ничего? – Света говорила, заглядывая в холодильник. Надо было позавтракать, да и деда покормить.
– Что? Света, я уж плохо слышу, ты погромче говори.
– Говорю, похозяйничала тут.
– А! Хозяйничай, хозяйничай. Твой дом.
– Ну, какой же он мой. Ваш дом, а я – в гостях.
– Слушай, ты уж не обижайся, если что, ладно? Дом я запустил, стар уж. Катя тут такую чистоту наводила, а я … И не чаял, что найдут тебя, а вот … А я уснул вчера, дурак старый. Сама уж тут …
– Все хорошо. Я так выспалась. Давайте завтракать.
– Ты кушай, кушай.
– А Вы? Бутерброд с колбасой будете, или сыр?
– Да я чайку пока.
Света нарезала и колбасы и сыра, налила деду чай, спрашивая, как он любит.
Он на стол не смотрел, он смотрел на нее, не отрывая глаз смотрел.
– Тут Вера Семёновна приходила, воды принесла. Может сказать ей, чтоб не носила пока? Я сама на колодец схожу, а ей ведь нелегко, старенькая.
– Скажем. Ты, Свет, чего мне выкаешь-то? Можешь просто «дед» звать. Чай, свои.
– Хорошо, дед, привыкну.
Света ела, а дед к еде не притронулся. Он опять пил пустой чай.
Правда, выпил какие-то таблетки. Света хотела спросить, не болеет ли, не нужен ли врач? А потом вспомнила, сколько таблеток пила бабушка, и как отвечала ей на подобные вопросы: «Чего там лечить, там уж все отсохло».
– Поешь вот сыру, вкусный он, надо будет домой взять, – сказала Света и испугалась …
Сейчас дед подумает, что она уже, не успев приехать, домой собирается, обидится. Да и с ним вопрос так и не решён. Но дед отреагировал спокойно:
– Да сыр у нас тут хороший, все хвалят. Надо Маринке — продавщице сказать, она отложит тебе местного, она знает какого.
Света выдохнула. Значит дед и не рассчитывает, что она будет здесь долго. Пока было ничего не понятно.
Но со стола дед так ничего и не попробовал.
После чая, который он тоже не допил, дед ушел во двор, а вскоре за ним вышла и Света. Она понимала, что надо ловить момент. Дед был слаб, по нему было видно. Он мог лечь и опять уснуть в любой момент.
Она поставила ведро рядом и присела с ним на скамейку. Дед посмотрел ей в глаза.
– Сядь, расскажи, как живёшь. Погромче говори только.
И Света начала рассказывать о детстве, о маме, об отчиме и о сестре. О своей работе, о том, что в разводе, о том, как трудно расставалась с мужем, о том, что взрослый сын и о том, что сама скоро станет бабушкой.
Она подняла глаза на деда и сквозь его седую бороду увидела улыбку. Её жизнь деду казалась счастливой. Может так оно и есть?
– А сына как звать?
– Александр. Саша. Ой, сейчас я фотку покажу.
В последний момент перед отъездом Света пихнула в чемодан портрет сына с выпускного школьного класса. Как чувствовала, что пригодится. Хотя, масса фоток были и в телефоне.
Она вынесла фотографию и дала деду. Тот бережно взял ее и поднес к носу.
– Там, там …, – дед махал рукой во двор, – В сарае там, на полке слева лупа есть. Принеси-ка, Светочка.
Светлана открыла дверь сарая, нашла выключатель. Сарай был очень просторный, но весь заставлен. Здесь не было привычных садовых инструментов. Это была мастерская. Столярная мастерская.
Здесь уже не пахло свежей стружкой, все покрылось слоем пыли, даже на большой, казалось выдолбленный из огромного дерева, диван садится не стоило. Но диван был восхитительный, с тонкой резьбой по дереву, изящными подлокотниками. Сделано мастером!
«Почему он не в доме, вот на таком бы спать» – подумала Светлана.
Угол сарая был закрыт, там стояли какие-то большие завернутые в мешки и тряпки вещи.
Света отыскала лупу, отнесла деду.
Он наставил её на карточку правнука и долго-долго разглядывал, бормоча:
– Саша, значит, Саша…
Потом вздохнул, казалось, с тоской вернул фото и подытожил:
– В меня пошёл …
Дед устал. Света проводила его домой и он уснул. Светлана принялась за дела. Она начала мыть окна. Было непривычно, чужое хозяйство. В доме была вода, был котел. Вот только стиральная машина была старая, с ручным отжимом. Газа не было тоже.
Она стояла коленями на подоконнике, когда её окликнули.
– Вот те и здрасьте! А я думаю, что ли дед у нас вдруг окна решил помыть.
За окном стояла пышнотелая улыбающаяся молодая женщина с медицинским чемоданчиком в руках.
Она смело, громко, по-хозяйски привычно зашла в дом. От неё навеяло каким-то жизнелюбием.
– Наверное, Вы – Светлана?
Света уже привыкла: это она не знала здесь никого, даже не подозревала о существовании деда, а ее тут знают все.
– Да. А Вы…
– Анна я, медсестра. Я каждый день здесь. Деда Савелия колю, – и она направилась к деду в спальню, громко приговаривая, – Дядя Савелий, это я, Ваша ненаглядная спасительница пришла. Будем лечится?
Минут через пятнадцать Анна показалась из спальни.
– Все! Дело сделано. Пусть дед поспит часика два.
Они вместе вышли во двор.
– А могу я на правах внучки спросить: что колете Вы ему?
– А Вы, вообще, в курсе его заболевания? Вам рассказали?
– Нет, я только вчера приехала, никто ничего не рассказывал.
– А! Тогда давайте присядем, – Анна из позитивнейшей улыбахи превратилась вдруг в серьезного усталого медика.
– У деда что-то серьезное?
– У дяди Савелия рак в последней стадии. А если б я могла называть диагнозы, я бы даже сказала – в стадии «полный конец». Эта последняя стадия у него была уже год назад, наверное. А он как-то живёт.
– Рак? Боже…
– Мне кажется, он живёт, потому что есть цель. Наверное, Вы – и есть эта цель. Он очень Вас ждал.
– И помочь уже ничем нельзя?
– Вы не понимаете? Нет, мы помогаем, вот видите, колем очень хорошие лекарства. Знаете какие дорогие! Я носить их боюсь. Но за него наши власти прям горой, бизнес даже подключили. Он же мастер у Вас такой, стольким людям помог. Его мебелью да скульптурами весь район напичкан.
– Аня, к своему стыду, я ничего о нем не знаю. Я узнала, что есть у меня дед лишь несколько дней назад.
– А! Ну да. Тогда понятно. Я тоже не много знаю. Знаю, что уважают его здесь очень. Но говорят, что делу этому, ну, столярному, научился он, почему-то, в тюрьме. А вот почему там оказался, не знаю… Слышала только, что в тюрьме был. Ну, и наколки видела.
– Аня, он плохо ест очень.
– Он не ест уже давно, Светлана. Он уже не может есть… Мы колем ему кое что, но…
Анна, видя, как шокировала своим рассказом о здоровье родственницу пациента, велела не огорчаться: деду 88, дай Бог каждому столько прожить, да и до её приезда он дожил – это ли не счастье.
Она уже миновала калитку, оглянулась:
– Вы его часика через три проверьте, пожалуйста …
Света ещё долго приходила в себя, мытьё окон уже не влекло. Она сидела на скамье, опустив руки … А потом вспомнила последнюю фразу Анны и побежала проверять деда. Теперь она заходила в спальню каждые десять минут – дед спал.
Окна она домыла на скорую руку. Нашла утюг, выгладила деду рубашки.
Когда проснулся дед, Света была рядом. Она сидела в резном кресле и смотрела на бьющие по окну ветви вишни. Дед пришел в себя после сна, вышел на кухню. Он опять был при параде, но теперь голубая рубаха была отглажена.
Он опять делал вид, что пьет чай. Посмотрел на печь.
– Свет, ты маленькая так любила на печку лазить. Мы от бабушки там прятались, а она все делала вид, что никак не может нас отыскать, ходит тут, ищет. А потом печь как натопит, и мы с тобой оттуда рысью …, – дед улыбался.
– А я помню, как ты меня плавать в речке учил. Ведь это был ты, да?
– Да-а, учил. И научил, вроде. Начала ты по воде карабкаться. Если б Катерина не ворчала, что перекупаю, вообще б …. А она все боялась – настужу.
Видно было, что дед ушел в те самые воспоминания, от которых ему сейчас очень светло. Он смотрел куда-то в сторону печки и улыбался. Спрашивать его сейчас о тюрьме, или о том, как так случилось, что рано умер его сын, отец Светланы, вообще не хотелось. Она помолчала.
– Дед, а как на кладбище пройти? Мне б к бабушке сходить, и к отцу. Мне сказали, что здесь они похоронены.
Дед очнулся.
– Да-да, это правильно, сходи. Там сразу найдешь, налево от дороги – скульптуры там из дерева. Найдешь. А справа там – мое место. Ну, все тут знают…, – потом дед вдруг спохватился, – Стой-ка, нет. Ты лучше к Вере сходи, Леша тебя и проводит, или Ромку пошлют. Одна-то не ходи, через лес ведь. А ещё скажи там Лешке, чтоб баньку нам сегодня затопил, и ты попаришься, и я … после …
Дед, вроде, чувствовал себя сносно, и Света решила сходить на кладбище. Зашла в зелёный дом Веры Семёновна, и с ней отправили юношу – внука Романа. По дороге он рассказывал ей о местной школе, о молодежи, о том, что надо из деревни уезжать, и о том, что он как раз делать это и собирается.
Дед был прав. Деревянные скульптуры Света приметила сразу.
– А Вы представляли такие? – глядя в восхищённые глаза гостьи, спросил юноша.
Нет, Светлана не представляла.
На могиле слева за небольшим крестом, на постаменте, на высоком пне, вырубленном в виде скалы стоял юноша и смотрел вниз. Его руки покоились на груди и он, как будто, просил прощения у женщины, которая стояла рядом, чуть ниже, как будто под скалой, на соседней могиле. Она была похожа на Мадонну. В стекающем платье и в съехавшем на затылок платке, она стояла полуобернувшись к нему, подняв голову. Её правая рука была протянута к сыну … а левая тянулась назад, вниз.
Да, это были могилы её бабушки и отца. Такого Светлана вообще не представляла. Эти скульптуры сделаны были настолько виртуозно, что Света замерла в изумлении. Колоссальный труд! Даже у посторонних людей, глядя на эти памятники должны были навернуться слёзы. Что уж говорить о Светлане! Глаза прикрыл туман …
Понимая это ее состояние Роман отвлекал, он считал, и докладывал: Екатерине Александровне было 62 года, когда она умерла.
Отец Светланы умер, когда было ему – 29 лет.
Эти две могилы выглядели здесь центральными, вокруг них образовалось пространство. Казалось, они символизировали здесь общую скорбь. Это был памятник всем, похороненным здесь. Они были настолько ухоженными, выложенными хорошей плиткой, что та лопатка и перчатки, которые прихватила Светлана, явно были лишними.
На обратном пути Света спросила Рому, не знает ли он историю их семьи?
– А Вы бабушку попросите рассказать, она точно знает, – ответил он.
И Светлане показалось – он знал, но не хотел рассказывать.
Она должна была все узнать …
По дороге сразу зашла к соседям. Гостеприимная Галина, дочка Веры Семёновна, усадила её за стол.
– Вера Семёновна! Будьте добры, расскажите мне о моей семье, а то дед стар, сможет ли рассказать?
Но Вера Семёновна широко открыла глаза, уставилась на Свету, а потом вдруг начала плакать.
– Так, так, так, ну-ка, ну-ка…
Галина быстро отвела старую мать в комнату и долго её там успокаивала. Светлане было неловко. Роман опускал глаза.
Наконец, Галина вышла:
– Простите её, Света. Тоже ведь – возраст, нервы… А давайте, я к вам забегу через часок. Я все вам расскажу, я тоже все знаю о дяде Савелии.
На том и порешили. Конечно, Галина пришла. Она рассказывала долго. На улице сегодня было невероятно хорошо, они сидели во дворе. Дед чувствовал себя нормально, можно сказать «бодрячком». Они просидели до той поры, пока не пришел муж Галины – Алексей, он начал затапливать баню.
– Галь, чего это он, а? – задал Алексей тот вопрос жене, который могла понять только она. Светлана не поняла, а Галя, видимо, поняла сразу.
Махнула рукой:
– Велено – топи.
Галина закончила рассказ.
– А ведь мне снится это, Галь. С детства снится один и тот же сон. Иногда я падаю с этого обрыва, подталкиваемая, и лечу вниз, тогда жди несчастья. А иногда остаюсь наверху. Вот так …
А история такова.
Отец увидел ее маму в соседнем селе – молодая учительница приехала сюда по распределению. Полюбили, женились, привел к родителям сюда – в этот дом. Он постарше её лет на пять. Родилась Света.
Поначалу все было хорошо. Правда Павел всегда немного выпивал, но кто в деревне не пьет? Бабка с дедом во внучке души не чаяли, невестку любили.
Вот только у Павла начало сносить крышу от ревности, как только мать Светланы вышла на работу после декрета – необоснованной ревности к каждому столбу. Ревности, замешанной на алкоголе, нагнетаемой и превозносимой над всем.
То, что он пил и гонял домашних, знали уже все. Даже местный участковый. Какие-то меры принимались, даже сажали его на несколько суток. Справится с ним уже не мог и Савелий.
Однажды, когда дед и бабка были на работе, он запер жену в туалете с выгребной ямой, припер дверь и ушел из дома. Светлане было четыре годика и она, оставшись одна, сидела и ревела дома несколько часов, а мать билась закрытая, пока не выломала доски, разодрав руки в кровь.
Но самое страшное началось, когда этому изуверу жена заявила, что уходит. Нашла другого! – разве иначе мог подумать он.
Пьяный он схватил маленькую Свету и помчался к Потайкиному утесу – так назывался здесь обрыв над рекой. Жена бежала за ним, увидели это и соседи, помчались к Савелию на работу.
А дальше…
А дальше было то, что всегда и снилось Светлане. Пьяный, еле стоящий на ногах, он поставил ее на край обрыва. Сзади его в траве билась жена – умоляла отпустить ребенка, но он всё ближе и ближе толкал дочь к краю, угрожал, если жена подойдёт – ребенка он толкает.
Пару раз хватал ребенка за руку и мотаясь выталкивал дочь над пропастью, укоряя жену в злодеяниях. Он был невменяем, он уже решил – убить всех, возможно и себя тоже. Хотя, больше было вероятно, что совершив это, завтра он проснется – и не вспомнит…
Пятилетняя девочка находилась в шоке. Сначала она хваталась за отца, а потом просто застыла. Она не убегала, даже когда могла бы, когда отец отпускал ее из рук. Она смотрела вниз – вниз с обрыва. Там текла река, там было высоко, так высоко, что страх взял ее в тиски и не позволял сдвинуться с места.
– Твой дед, Свет, охотником был. Когда ему доложили, что такое там…, он за ружьём домой забежал. А там, видимо, момент улучил, когда можно стрелять, и выстрелил. Он убил Павла, тот упал с обрыва. А ты, как стояла, так и осталась стоять, пока мать тебя не подхватила.
Она тогда недолго ещё здесь прожила, вскоре уехала. Не хотела, наверное, это вспоминать. Переживи-ка такое!
Дядю Савелия арестовали, конечно. А потом и осудили. Он в тюрьме сидел лет пять вроде. А представь, каково тете Кате было: сына муж убил и в тюрьме сидит.
Говорят, первый год она ему даже не писала, а он ей все слал и слал письма, прощения просил, а она в печке жгла. Потом оттаяла, видно…
В общем, тяжёлая история…, – Галя закончила и замолчала.
– А ведь мне снится это, Галь. С детства снится один и тот же сон. Иногда я падаю с этого обрыва, подталкиваемая, и лечу вниз, тогда жди несчастья. А иногда остаюсь наверху. Теперь я поняла, что это за резкий звук в конце – это выстрел. Вот так … Значит, дед Савелий – мой спаситель.
– Да, так много отдал, чтоб тебя спасти. Я на кладбище не просто реву, как к вашим могилам подхожу, а волком вою… Он всю жизнь прощения у жены просил, вот даже в памятниках этих…
Банька была кстати, после всех волнений, Светлана с удовольствием попарились, а за ней пошёл и дед. Он безропотно взял новую футболку и белье, которые приобрела ему в магазине Светлана. И вообще, в этот вечер был довольно-таки бодр, даже шутил.
После бани они сидели на любимой скамье.
– Спасибо тебе, дед. Мне рассказали, как ты меня спас. Если б не ты …
– Да, уж когда было-то, – он отмахнулся, как от незначительного, – Жалею я, что раньше тебя не нашел, вот бабка бы посмотрела… Но ведь столько беды твоей матери причинили, боялись, вдруг напомним … А теперь и уходить можно спокойно. Ждёт, поди…
– Поживи ещё! Не спеши. Вон как разрумянился сегодня. Может тебе пиджак вынести?
– Не-ет, не надо. Тепло. Ты это… Дом продай. Вроде Лешка хотел. Только диван в сарае не продавай, раскладной он, проверь его как следует. Диван – твой. И прости нас, Свет! Не суди строго. И отца прости, болезнь ведь такая – алкоголь-то. Прости, чтоб самой легче стало.
– Я простила, дед! Конечно, простила… А ещё я помню, что ты водил меня на тот обрыв, помню – мы встречали там рассвет, и помню, что говорил даже…
– Вот и хорошо.
На небе уже начали зажигаться звёзды, а они все сидели. Из-за леса вверх по вершинам деревьев выкатилась красная луна. Там, где садилось солнце, небо было ещё прозрачным. А большое облако уносило с собой последний багровый отблеск.
Дед смотрел именно туда, и Светлане казалось, что дед прощается с солнцем.
Утром она вздохнула спокойно – дед проснулся. Она опять попыталась уговорить его что-то съесть, но дед только улыбался и пил чай. Сегодня забегали ещё люди, спрашивали не надо ли чем помочь. У деда было много помощников. Приходила Анна, сделала укол.
И через час вернулась, Светлана вызвала – дед умер.
– Хорошо умер, – сказала Анна, – Во сне.
***
На похороны деда собрались люди даже из соседних сел. В сарае, завешенным, стоял резной деревянный добротный и красивый гроб и памятник. Дед давно приготовил их себе. Три скульптуры соединялись воедино. Правда, пока устанавливать памятник на дедову могилу не стали, ждали усадки грунта.
Но кто-то сфотографировал его и распечатал фотографию. Она передавалась на кладбище из рук в руки, и люди хватались за сердце, многие плакали.
С домом решилось быстро: его заберёт, купит Алексей, сын Веры. Сумма небольшая, но все же хорошая. Светлана вообще никак не могла принять, что хозяйкой тут является она.
Но после похорон, она решила, что когда-нибудь она обязательно заберёт резную мебель, вспомнила слова деда о диване: диван твой.
Она зашла в сарай и внимательно осмотрела эту вещь. Сбоку дивана под днищем нашла какой-то железный рычаг и нажала его. Вдруг что-то щелкнуло и днище дивана слегка подскочило, она приподняла его. В углу лежал пакет. А внутри она нашла очень приличную сумму денег и сберкнижку на имя деда.
Дед был хорошим мастером. Видимо, деньги он откладывал давно. Сначала – на сберкнижку, а когда не смог, просто наличными в диван. И хотя сбережения несколько и обесценились, но все равно это была очень приличная сумма.
Благодаря им через год, когда уже будет подрастать у них маленький Савелий, Светлана купит квартиру в их же многоэтажке, однокомнатную. И переедет туда, забрав из деревни резной сервант, этот диван и два резных, сделанных дедом, кресла. Она заплатит немалые деньги за перевозку столь тяжёлой неподьемной мебели, но ей будет не жалко.
***
Она делала два последних шага вверх по склону. И вот он – отвесный вертикальный глинистый обрыв, а внизу – широкая река. За рекой сосновый вековой лес, а над ним, пронизанные солнцем, величаво и спокойно плывут облака. Что-то грустно-щемящее накатывало: то ли неуловимо-знакомый запах ветра, то ли что-то далёкое и давно забытое. Тревожились закоулки памяти.
Над обрывом стояла немолодая женщина. Она уже не боялась его высоты. За спиной её крепко держали руки деда. Она вспомнила – они с дедом приходили сюда встречать рассвет не раз до того самого случая, и она никогда не боялась.
– Смотри, какой мир перед тобой, – говорил он тогда,– И ты – его хозяйка. Ничего не бойся, он – твой.
Сейчас она шла с кладбища. Там на могилах её предков стояли три деревянные скульптуры.
Посредине стояла женщина. Она была похожа на Мадонну. В стекающем платье и в съехавшем на затылок платке, подняв голову, она стояла полуобернувшись к обрыву, на котором стоял юноша и смотрел вниз. Его руки покоились на груди и он, как будто, просил прощения у нее. Он почти упал, а она придерживала его.
А правая её рука была протянута к мужчине, который, повернувшись к этой паре, сидел на колене, склонив голову, положив одну руку на грудь, а другую протянув к ней – он просил прощения …
Автор Рассеянный хореограф
