1860 год
— Лизонька, душа моя, что же вы не кушаете? – суетилась вокруг больной девушки Фрося.
— Ах, не причитай, Фросюшка и не мельтеши, — тихо попросила Лиза, лежа в кровати, — и так перед глазами рябит.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Да покушайте немножко. Тоня оладушков вам напекла, как вы любите, вареньица к ним положила. А, может быть, родненькая, Вы кашку пшенную изволите? – щебетала Фрося, расстроенная, что юная барыня ни кусочка не съела.
Скоро Рождество, неужто она не оправиться к празднику?
Всё хуже и хуже становилось Лизе. Как же Бог не справедлив – такие мучения послал их чудесной хозяйке. Красивая Лиза – просто глаз не отвести. И умница, и характер золотой, вот только болезненная очень. А тут какая-то хворь прицепилась – с каждым днем слабела девушка.
— Оставь меня, Фрося, — устало произнесла Лиза и отвернулась на другой бок, — посплю я немного.
Расстроенная прислуга пошла к Татьяне Алексеевне Воронковой, чтобы сообщить ей новости о внучке. Ох, и расстроится госпожа, узнав, что отказалась её любимица от завтрака.
— Ни крошки не съела? – ахнула Татьяна и зарыдала. Ох, целыми днями молилась она Боженьке, чтобы спас девочку. И ведь полегчало голубушке, когда снадобье начала принимать Лиза.
Еще и врач окаянный, пустая голова! Всё говорил, что чахоткой только беднота болеет. Знали бы раньше, спасли Лизоньку, не морили бы травами бесполезными. Лечили бы как должно!
— Говорила что-нибудь? – спросила Татьяна у Фроськи. Она постаралась немного успокоиться, а то снова весь день станет слёзы лить по внучке своей горемычной.
Фрося пожала плечами. Не очень-то хотелось ей сообщать хозяйке странное…
— Чего молчишь? – с подозрением глядя на служанку, повысила голос Татьяна Алексеевна. Не нравилась ей эта таинственность. – Опять звала кого?
— Асеньку снова кликала, — опустив голову, прошептала Фрося, — всю ночь звала.
Посмотрела испуганно Татьяна Алексеевна на Фросю. Ох, беда-беда, неужто конец близок, раз такое творится?
— Кто же такая эта Асенька, барыня? – воскликнула служанка. Отчего ж так пугается хозяйка, когда кличет её внучка некую Асю?
— Не твоего ума дело, — строго произнесла Татьяна Алексеевна и начала собираться. В церковь ей надо, может, даст какой совет батюшка.
***
— Что там с Лизонькой, неужто худо совсем? – спросил батюшка свою прихожанку Татьяну.
Он много лет знал её. Много добра сделала эта женщина. И пожертвования щедрые в церковь носила, и нищих кормила. Знал священнослужитель, что всегда может обратиться к ней за помощью, коли богоугодное дело какое затевалось.
— Ох, не знаю, что и сказать, отец Василий, дела у нас творятся странные, — ответила Татьяна.
Знал священнослужитель, что в доме Воронковых не всё ладно. Пятнадцать лет назад он обвенчал Бориса Воронкова с Катериной. Но недолго счастье молодых длилось. Катерина забеременела.
Тяжелые роды были. Появились на свет две крошки – слабенькие совсем. Да только мать их не оклемалась от родов, так и померла, ни разу не увидев дочерей.
Позвали за отцом Василием, чтобы окрестить девочек – имена им дали Ася и Лиза. Вот только Ася в день своего рождения так и отправилась за матерью. На руках убитого горем Бориса Воронкова осталась одна лишь Лиза.
Плакал Борис по жене своей покойной. Лизу, дочку, любил сильно, берёг. Но девочка росла слабенькой и болезненной. Хорошенькая, ласковая девчушка, а тонкая как былиночка.
Когда двенадцать лет Лизе исполнилось, совсем непонятная хворь напала на нее. Всё кашляла бедняжка да худела. Участились обмороки, потому все чаще она лежала в постели, не вставая.
Плакала порой от своего бессилия. Всё говорила, хочет, как другие девчонки – гулять, танцевать да играть. Но как только вставала, голова сразу кругом шла, а перед глазами темнело.
— Что происходит скажи мне, Татьяна? – с сочувствием произнес отец Василий.
— Асеньку она видит, видать, является к ней сестра родимая. Вот так, отец Василий, — прошептала Татьяна Алексеевна.
— Во снах, али наяву? – спросил батюшка, широко распахнув глаза.
— Да вот не пойму, — отвечала женщина, — Фроська, прислуга наша, говорит, что порой глаза у Лизы открыты, когда беседует она с Асей, будто с живой.
— А не брешет ли Фроська? – тихо произнес отец Василий, перекрестившись.
— Нет, батюшка, — покачала головой Татьяна, — дрожит как осиновый лист, когда про такие дела рассказывает, боится ночью с молодой хозяйкой оставаться.
— Вот это дела, — задумчиво ответил поп, поглаживая густую бороду, — надо бы исповедовать Елизавету, да комнату её освятить…
1942 год
Первые полгода от Григория приходили письма. Они сообщали родным самую главную весть – он жив. Глава семейства писал жене и детям, что победа близка, и скоро он вернется домой. Родные верили ему, одна лишь Ася понимала, что всё продлится очень долго.
Лизу она видела нечасто. Обладая пытливым умом, девушка пыталась найти логичное объяснение своим видениям. Очевидно, это были сны. Но как быть с тем, что Лиза предсказала беду и долгую разлуку с отцом?
«Это было совпадение», — думала Асенька, ведь иначе объяснить предсказание она не могла.
Когда осенью сорок второго года ласковый нежный голос Лизы разбудил её среди ночи, Ася отказалась следовать за ней. В этот раз ночная гостья была еще более встревожена, чем обычно.
— Бежать вам надо, с матушкой и братьями, — прошептала Лиза, — да корову увести подальше. Не то беда будет.
— Уходи, не верю я тебе, — ответила Ася, глядя в голубые глаза «сестры». Ах, до чего знакомы ей были эти глаза? Где же она могла их видеть?
— Поверь мне, Асенька, — взмолилась Елизавета, — пустая моя жизнь, обуза я вечная. Хочу хоть раз нужной оказаться.
Вздохнула Ася и покачала головой. Да куда ж ей бежать-то? И братьев куда? А матери как объяснить?
— Пойдем, дорогая, — произнесла Елизавета и протянула руку сестре, — накинь что-нибудь, а то холодает.
Не стала тепло одеваться Ася, взяла свой шарфик голубой, что отец подарил, да на плечи накинула. Елизавета прикоснулась к гладкой ткани и улыбнулась.
— Какой красивый, — произнесла девушка и взяла Асю за руку, — не потеряй, голубушка.
Повела Лиза её куда-то к лесу, показала откуда люди злые пойдут, и где прятаться лучше. Нельзя на глаза им попадаться, нелюди это. Сотворить зло могут.
***
Проснулась Ася в холодном поту, когда не рассвело еще. Мысли лихорадочно витали в голове. Бежать? Или остаться?
«Даже если убежим, нужно ли брать какие-то вещи? – подумала Ася и подскочила к своей тумбочке. Там всегда лежал её голубой шарфик, она бы ни за что не убежала, оставив свое сокровище.
Внутри у девушки все похолодело. Шарфика там не было.
Ася заплакала. Ей так дорог был отцовский подарок. Она частенько доставала его, прикладывала к лицу и наслаждалась нежным прикосновением к коже. В такие моменты девочке казалось, будто отец рядом, и это он гладит её по щеке.
Она терзалась сомнениями – говорить ли что-то матери и братьям? И все-таки решилась.
— Почему ты решила, что нам угрожает опасность? – спросила Елена, внимательно глядя дочери в глаза. Что-то в голосе дочери не позволило ей отмахнуться от тревожной просьбы.
— Прошу тебя, не спрашивай, — взмолилась девочка, — просто давай уйдем. Придумаем любую причину для Борьки и Левки и убежим.
— Хорошо, — махнула рукой мать после долгих уговоров, — но с братьями разговаривай сама.
Борису и Льву Ася сказала, будто прошел слух о том, что в деревне будут немцы. Место, где им предстояло прятаться самим и спрятать корову, ребята отлично знали. В детстве они частенько прятались в том месте, где было странное углубление в скале рядом с рекой. Вот только справиться еще и со свиньей и курами – задача была не из легких. Это не корова…
— Будем колоть свинью и рубить кур, — твердо сказала Ася.
Братья и мать с удивлением посмотрели на неё. Неужто девчонка сошла с ума? Иного объяснения этим словам просто не находилось.
— Мама, поверь мне, прошу тебя, — произнесла девочка, обнимая мать, — надо все сделать быстро и спрятать мясо в глубокий погреб.
Елена внимательно посмотрела на дочь. Может, и правда, что-то слышала девчонка, но боится сказать? Женщина устало посмотрела на сыновей и кивнула. Да, свинью следовало как можно скорее заколоть, кур порубить и спрятать.
Ася не была уверена в том, что поступает правильно. Но упрямо следовала тому, что говорила ей Лиза во сне.
Битая птица и разделанная туша свиньи были надежно спрятаны в дальний погреб. А семья перебралась к реке, укрылась в том самом углублении, что было в скале у реки.
Елена взяла с собой корзинку с едой. Здесь были вчерашние булочки, сушеные яблоки да пять вареных яиц. Братья захватили теплую одежду, чтобы на ней можно было прилечь да укрыться. Ася взяла вышивание для себя и для мамы, чтобы руки занять, да мысли отвлечь.
Никто не знал, сколько им сидеть в укрытии. Ася боялась этих вопросов, понимала, что рано или поздно ей придется что-то объяснить своим родным.
— Посидим до утра и домой пойдем, — прошептала Елена, поглаживая дочь по голове, — что же ты надумала такое, голубушка моя?
Ася и сама понимала, что долго сидеть в укрытии нельзя. Надо и свинью опалить, да кур обработать. Посолить да закоптить, а то морозов нет, не сберечь свежее мясо.
Борька и Лев мастерили удочки. Дома им было не до развлечений – всегда хватало важных дел. Здесь же время было в избытке…
Рано утром Боря выбежал из укрытия. То ли хотел испытать удочки, то ли забежать домой. Но прибежал он с расширенными от страха глазами, разбудил брата, мать и сестру.
— Немцы в деревне! Дом Федотовых жгут!
В одно мгновение поняла все Ася – вовремя предупредила её Лиза. Елена обняла дочь и прижала к себе. Что же за чутье у этой девчонки?
— Носа отсюда не показывайте, — шикнула мать на сыновей.
***
Немцы не остались в селе. Они угнали поголовье, прихватили кур и забрали съестное. Дом сожгли только у Федотовых. Старый дед Кузьма Федотов вышел на немцев с вилами, сказал, что ничего им не отдаст. Солдаты обыскали дом, и, не обнаружив, чем поживиться, подожгли избу.
Два дня были немцы в деревне, затем ушли, прихватив все, что можно было. А Воронковы малыми жертвами обошлись. Побывали немцы в доме. Но главное, что дом не сожгли и до тайника в погребе не добрались.
Все ждала Ася, когда Лиза к ней явится, чтобы поблагодарить ночную гостью за спасение, но эти сны больше не приходили. Однажды, загрустив, девушка взяла в руки старую картину, что хранила у себя в тумбочке.
Удивительно, но будто что-то изменилось в картине. Она стала еще более блеклой, но не это смутило девушку. Особняк, колодец, следы, деревья…Девочка пытливо исследовала глазами знакомый пейзаж…вот оно.
Ася не верила тому, что увидела. На нижней ветке одного из деревьев виднелось что-то голубое. Да это же тот самый шелковый шарф, который она потеряла в ту ночь, когда Лиза приходила предупредить о том, что в деревне будут немцы. Девочка почувствовала, как мурашки бегут по её телу.
***
Долго не было писем от Григория. Сорок второй год подходил к концу, а от отца семейства Воронковых не приходило никаких вестей.
— Нет новостей, это тоже хорошо, мам, — успокаивала Ася свою мать, волосы которой поседели за несколько месяцев. Сама же девушка далеко не была спокойна. Об отце она тревожилась день и ночь.
И снова пришла к ней Лиза. Не звала она девочку за собой. Просто коснулась плеча и прошептала нежным голосом нужные слова.
— Жив он, сестра, жив, — произнесла Лиза, оставив сестре сладкое чувство радости и спокойствия.
Ася безоговорочно верила ей. Она больше не задавала себе вопросов, кто такая Лиза, и почему она считает Асю сестрой. Но ночная гостья была добрым ангелом её семьи, защищала и помогала им.
С тех пор являлась Лиза только в те моменты, когда Ася теряла надежду на то, что отец ее жив. Письма не приходили совсем. Лишь сны, в которых являлась Елизавета, давали благословенное успокоение.
Первую весть об отце Воронковы получили в конце 1944 года. Семье сообщили, что Григорий тяжело ранен. В ту самую ночь Ася увидела сон с Елизаветой в последний раз. Сестра сказала, что Григорий непременно вернется домой.
— Лизонька, да когда ж кончится эта страшная война? – плакала Ася. – Когда же я увижу отца?
— Это последнее Рождество без твоего батюшки, — ответила Лиза.
***
Это и правда было последнее Рождество без отца. В Советском Союзе этот праздник не отмечали, но для Аси он имел особое значение. В этот день к ней в последний раз явилась Лиза с вестью, что до победы осталось не более года.
Григорий Воронков вернулся домой. В бою он потерял одну руку, но главное, что выжил тогда, когда это казалось невозможно. Он уходил от разговоров об этом, мельком упоминал о каком-то чуде, но никто в семье никаких подробностей так и не узнал. Одна лишь Ася была уверена, что знает, кто сотворил чудо.
ЭПИЛОГ
Таинственные сны перестали посещать девочку, Лиза тоже не являлась к ней. Странным образом из дома исчезла старинная картина.
Девочка всегда хорошо училась. Её интересовала история, поэтому Ася хотела поступить на исторический факультет университета. Этой мечте суждено было сбыться.
Несмотря на профессиональный скептицизм, став историком, Ася решила разгадать тайны прошлого своей семьи. Будучи востребованным специалистом, она участвовала в исследовательских проектах, а потому имела доступ к архивным документам, в том числе письмам, дневникам и другим источникам.
Девушке удалось узнать, что в 1845 году в семье Воронковых родилась дочь Елизавета. Но были и церковные данные о том, что в тот день было проведено крещение двух новорожденных девочек – Елизаветы и Аси.
Сохранились источники о том, что Елизавета много болела. В 1860 году Борис Воронков похоронил свою дочь через день после празднования Рождества Христова.
Анна изучила архивные источники и узнала, что среди крепостных Воронкова был талантливый мастер Пашка Косой. Он написал несколько удачных портретов богатой знати. Некоторые работы были вывезены за границу после революции.
Стало известно, что по просьбе Елизаветы Воронковой, Косой написал картину с изображением фамильного особняка. Она была названа «Последнее Рождество», так как на следующий день хозяйская дочка умерла от чахотки, отпраздновав последнее в своей жизни Рождество. Это полотно дважды появлялось на выставках, затем бесследно исчезло.
Как бесследно исчезло и имение, и дворянство. Потомки Воронковых приняли революцию, отдали добро и зажили в покое, став обычными крестьянами. Лучше бедно, но жить на Родине, чем скитаться по чужим землям…
Не знала Ася, что ей делать с полученной информацией. Прагматичный ум советского историка не позволял ей верить в переселение душ, предсказания и чудеса. Но, видя себя в зеркале, она понимала, почему глаза Елизаветы были так знакомы ей. Ведь они точь-в-точь были как её собственные. Будто глаза сестер-близнецов.
Никто не знал, что в январские дни, что на Руси назывались Святками, Ася тихонько отмечала свое собственное Рождество. Что значил для неё этот праздник, она и сама не знала. Просто тихонько благодарила давно покойную Елизавету за помощь и защиту своего рода.
Благодарю за прочтение. Счастливого Рождества!
Автор Хельга