Алёнка с Сашкой в потрёпанный огромных не по размеру куртках лихо двигались среди людей в вагоне метро со станции Павелецкой. Сашка орудовал локтями, без стеснения расталкивая пассажиров, пробиваясь через плотную толпу, таща за собой Алёнку.
– Тётенька, подайте на пропитание. Мне сестрёнку кормить нечем. Мамка у нас померла.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Жалостливый взгляд больших Алёнкиных глаз творил чудеса. Тётенька, под ворчание пассажиров «Расплодились тут!», «Покоя от этих цыганят нет», «И когда это кончится!», открывала сумку, доставала купюру и совала в руку девочке.
– Осторожно, двери открываются, – звучал вагонный голос.
Санька тянул Алёнку наружу – этот поезд обошли, надо перепрыгнуть в другой, а потом опять вернуться в этот, когда поток пассажиров сменится. Маршрут Сашка получал каждое утро, нельзя было повторяться, детей меняли.
Алёнка считала это работой. Сначала стеснялась – клянчить деньги было невыносимо стыдно, потому что взрослые часто ругали, кричали и стыдили их. Иногда даже распускали руки.
Но рядом был Сашка. Он умел наорать, умел драться, кусаться, умел отбить Аленку у кого угодно.
Со временем она привыкла. Ей даже нравилось кататься в метро и гулять с Сашкой по вагонам. Тем более, всё, что от нее требовалось, так это жалостливый взгляд и слезы. Взгляд получился у нее быстро, слезы пришлось репетировать – Сашка больно и долго щипал ее, пока она не научилась плакать без щипков.
Уже полгода Аленка жила в Москве. Ей нравилось. Кормили сытно, было весело.
Только иногда очень сильно хотелось к маме. Аленка прижимала к себе рыжего котенка с красными лапками, утыкалась в него носом, потихоньку плакала. А потом опять отвлекалась, смотрела по сторонам и продолжала плыть по течению – куда ведут, туда и идёт.
***
– Ты сладкая моя. Сладкая девочка! – молодая нарядная тётенька с бусами наклонилась к ней, когда она ждала бабушку тогда на рынке, – А ты с кем, сладкая?
– Я с бабушкой…, – прошептала Аленка.
– А она тебя ищет. Ох, ищет! Да-а. И мама ищет. Пойдем, отведу, сладкая моя.
Алёнку никто никогда не учил не ходить с посторонними. И кругом в последнее время было полно совершенно неизвестных ей людей. Как разобраться? Она сразу поверила. Испугалась, что бабушка будет ругаться, а если там ещё и мама… Хорошо бы…
Она протянула руку и с радостью пошла с красивой тетенькой.
– А чего там у тебя? Папука… Ботинки? Ох, умница, ох, красавица!
Она тянула меж рядов Аленку очень быстро, Аленка еле успевала. Они пришли в какой-то магазин. Там были мужчины и женщины в нарядных юбках, бегали дети.
А потом Аленка вместе с молодой цыганкой ехала в красивой машине.
– А где же бабушка?
– Бабушка? Найдем. Только не сегодня. Сегодня у нас погостишь, тебе понравится. Это бабушка просила. У нас много детей. Сейчас только вот съездим…
Они ехали долго, выехали за город. Миновав несколько улиц с деревянными домами, окруженными белыми занесенными садами, они остановились у огромного двухэтажного дома из красного кирпича с высоким красным кирпичным забором.
Они вошли в огромную комнату, каких Аленка никогда не видела – всю середину ее занимал огромный полированный стол. Аленке стало страшно.
В доме было много людей. Но молодая цыганка разговаривала с пожилым усатым мужчиной среднего роста с длинными черными волосами с проседью. В расстегнутом вороте его нарядной синей рубашки курчавились жесткие седые волосы и посверкивал золотой с каменьями крест на тяжелой цепи.
–Бахталэ, Егор, – она подтолкнула вперёд Аленку, – Прости долг, – она затараторила быстро на непонятном Аленке языке.
Он повел бровью, оглядел Аленку.
Они говорили, но Алена не поняла о чем. Цыганка плакала, падала на колени. Потом она повезла ее опять куда-то на машине. Аленка боялась спросить – куда, потому что тётенька казалась очень расстроенной.
Остановились у трёхэтажного дома, поднялись в квартиру. Дверь в квартире была открыта, а там… А там много-много людей. Они сновали и спали повсюду. С кухни доносился приятный запах съестного. К ним вышла страшная черная старуха, говорила опять на непонятном языке.
– Раздевайся, шукарни… Вон там. Э! – крикнула она куда-то в комнаты, – Света!
Из комнаты вышли две большие уже девочки, закружили вокруг Алёнки, спросили имя, погладили по голове. Они были веселы, улыбались, потянули ее в комнату, устроили на каком-то топчане.
Потом старушка позвала всех есть. Кушали долго, почти весь вечер. А потом Аленка, усталая от бурного дня, уснула. Ее баюкали, окутывали и гладили сразу в несколько рук.
– Красивая, много будут давать такой…
И покатилась у Алёнки совсем иная жизнь. Вскоре она поняла весь уклад. Старушку звали – мами Аза. Она кормила всех, но не сама, а руководила старшими девочками и молодыми цыганками – матерями, давала продукты. Мужчины приходили сюда не часто, и только вечером, жили они где-то в другом месте. Но Аленка уж поняла, что некоторые из мужчин – папы детям.
Аленка привязалась к Шаните – девочке лет четырнадцати. Как-то сразу взяла та ее под свое крыло. Была Шанита веселая и красивая, статная, одетая в яркую кофточку без рукавов, длинную пеструю юбку, на красивых смуглых руках ее – браслеты. Уже на второй день Алёну тоже нарядили. Она кружилась в широких юбках, бренчала бусами, улыбалась. Ей нравилось…
В квартире, в принципе, было всё для нормальной жизни: диваны, койки, много узлов с добром, большой стол стоял посреди комнаты. Аленке было не привыкать.
Здесь был свой уклад.
– А звать-то тебя как, сладкая?
– Алена…
– Элен будет, – объявила всем бойкая дородная цыганка, – Элен прекрасная.
Цыгане быстро выяснили, что девочка не знает своего адреса, не помнит имя бабушки. Маму помнит, но сказала, что мама умерла.
Чем не находка?
Осталось подержать ее какое-то время дома, а там и отправлять можно на заработки. Хорошенькая, для дела очень годится.
А заработки в те годы были у московских цыган не хилые. Здесь были налажены связи, съемные квартиры. Это был настоящий бизнес. Новичков обучали, существовали наставники, занимавшиеся обучением нищенству. Дети побирались, женщины гадали и торговали, мужики развозили всех по точкам, охраняли, делили территории, воровали и лохотронничали.
Вечерами устраивали посиделки, но сильно не шумели. Жалобы соседей – деньги прикормленным ментам.
Были у них свои отношения, свои амбиции, распределение обязанностей и доходов, ссоры. И свои мечты тоже были. Цыгане мечтали о своих домах. За этим и осели тут, в Москве, под защитой своего барона – чтоб заработать. Детей держали в строгости, но развесёлый нрав взрослых был изменчив. Сегодня можно было получить подзатыльник за то, что просто прошел мимо, а завтра уже остаться безнаказанным за большую проделку.
Но их пугали каким-то сараем, каким то Альбертом с кнутом. Аленка ничего не понимала, но боялась вместе со всеми. Подзатыльники получала и она, всегда находилось за что.
Лишь через месяц Аленку отправили с Сашкой в метро. Они снимали красивые одежды в квартире, одевали потрёпанные не по размеру большие куртки, рваные штаны. Было весело вот так рядиться..
Они шли до ближайшей станции метро всегда со взрослым цыганом. Тот шел первым к дежурной у турникета, что-то решал, а потом они всем гуртом спускались по бегущему эскалатору, которого поначалу немного боялась Аленка. Внизу разбредались по линиям метрополитена на целый день.
Там они и перекусывали. Сашка при любом удобном случае выпрашивал пирожки, а уж если не давали, то и покупал, умело и нагло обвиняя продавщицу в жадности.
Странно, но именно живя с цыганами, Аленка начала поправляться.
А Саня обучал ее премудростям попрошайничества.
– Ты – моя сестра. Нам есть нечего. Поняла? – говорил он, уплетая выпрошенный бутерброд, – Плакать умеешь? Вон, видишь, – он показал на милиционеров, дежуривших в метро, – Это менты. Их надо обходить подальше. А если начнут хватать, кусайся… Иначе в тюрьму тебя посадят и бить будут сильно-сильно. Поняла? Кусайся и вырывайся. Давай потренируемся.
И Аленка училась. Она вообще довольно легко всему училась. Ей обещали большую куклу, велосипед и ещё много чего, если принесет она побольше денег. Она старалась.
– Тётенька, подайте на пропитание. Мне сестрёнку кормить нечем. Мамка у нас померла-а.
– Девочка, у тебя правда умерла мама? – наклонилась к ней сердобольная старушка.
– Правда, – кивала Аленка.
– А от чего же?
– От плохой водки, – Аленка не врала.
Жалостливый взгляд больших Алёнкиных глаз творил чудеса. Старушка доставала кошелек.
***
Начинался дождь. После жары, окутавшей улицы Москвы, ветер поднял тонны пыли, а после ливанул потоком на горячий асфальт холодным дождем. В разрывах туч где-то все ещё сверкало солнце, но его лучи освещали только одну сторону домов.
Люди торопились укрыться от внезапного ливня, прятались под крыши. Дождь уже стоял сплошной белой стеной.
Ирина волновалась – совсем недавно она за рулём. Лобовое стекло залило потоком воды, дворники не спасали. Но встать здесь было негде, и она двигалась в потоке машин, выискивая место для остановки.
Сегодня собирались они с рейдом по троллейбусным маршрутам, но видимо планы придется сменить. Все собирались в университетском дворце культуры.
Ирина старательно сосредоточилась на дороге. Ох, уж, это московское движение!
Совсем недавно ей помогли с машиной. Несколько лет назад она б и не поверила в то, что такое бывает – чужие люди подарили ей автомобиль. Да, не новый, но вполне себе приличный ВАЗ-14. Чуток ремонта, и вот – она уже автоледи.
Студентка Ирина Меллерова никогда и не думала, что свою техническую специальность она сменит так кардинально. А началось всё со случайности.
Однажды она ехала в университет, и в переходе метро приметила женщину-попрошайку с ребенком на руках. Подошла, положила копеечку, глянула на куль с ребенком. А на следующий день почти на том же месте опять увидела ее. И вот странность – ребенок был явно другой, он был крупнее, немного старше. Ошибиться Ира не могла.
Она подошла к женщине, глянула на ребенка. Тот крепко спал.
– А у вас один ребенок?
– Пятеро, пятеро у меня. Кормить нечем, подай, Христа ради. Деткам на молочко.
– А самый маленький где сейчас?
– Так вот же, – кивнула на ребенка женщина, – Другие ножками уж ходят, кушать просят.
– А это мальчик или девочка? – жалостливо смотрела на ребенка Ирина.
– Это? – женщина глянула на малыша, – Девочка…
–А как ее зовут?
Ирина явно мешала попрошайке заниматься прямым своим делом. Та отошла от нее и протянула руку к очередным прохожим. Но Ирина не отставала.
– А как ее зовут?
И вдруг тетенька-попрошайка зло огрызнулась:
– Тебе какая разница! Иди, куда шла! – она отошла от Ирины в сторону.
Ирина пошла совсем не туда, куда шла. Она пошла в пункт милиции. В участке оказалось, что по документам у женщины – мальчик.
– Она что? Не помнит пол своего ребенка? – ошарашенно глядела на дежурного полицейского Ира.
И вот странность – женщину с ребенком отпустили. Оказалось, что документы у нее в порядке, на руках, по ее рассказу, ребенок сестры, а то, что путает она пол не является основанием для вызовов органов опеки.
– Как не является? Как?
Ирина не успокоилась, позвонила в опеку сама. Каково же было ее удивление, когда на просьбу приехать, ей ответили, что занимаются только беспризорниками, которые бегают без присмотра по улице. А ребенок на руках взрослого в опеке не нуждается. Таков закон.
Ох, какая наивная она была тогда! Сколько уж всего насмотрелась, наслушалась она за эти годы! Поняла, что такое юридические недоработки, что такое коррупция, что такое – серьезный, крышуемый, многопрофильный бизнес попрошайничества.
И теперь она была основным организатором объединения «Дети в руках попрошаек». Объединение это держалось на голом энтузиазме, милосердии и на ее худеньких девичьих плечах. А теперь ещё и на плечах беременной – Ира этой весной вышла замуж, ждала ребенка.
Правда, в последнее время появились спонсоры, шел сбор средств и была у нее замечательная группа помощников-волонтеров. Один из спонсоров, принявший лично участие в рейде, и подарил ей автомобиль.
Вот и сегодня, в субботний день, собирались они со студентами из трёх московских вузов на рейд. Троллейбусы, рынки, парки. В последнее время стало совсем худо. В регионах стало плохо с зарплатами, с продуктами – в Москву ехали за заработком, но и тут многих ждало разочарование – бизнес мошенничества и попрошайничества процветал.
Планы они изменили, дождь погнал их в метро. Они распределили ветки, определили место встреч и время отчётов. Ирина устроилась на милицейском пункте на Кольцевой – кто-то должен был курировать, собирать данные. С милицией местной всё было решено заранее, рейд был официальный. Ира раньше и не знала, что для проведения подобных рейдов тоже нужно обивать пороги госорганизаций. Жизнь учила.
***
Серега и Лёнька – студенты-первокурсники Бауманки в таких рейдах участвовали впервые. С утра взялись с азартом. Но уже через полчаса встали перед старым безногим ветераном в орденах и задумались. Он играл на баяне мелодии военных лет.
Серёга не выдержал – подошёл, положил деньги.
– И чего? – спросил у него Лёнька.
– Этому можно…
– Давай документы проверим.
– Нее. Сказали же – документы проверяют менты. Ты чего его в ментовку потащишь? Я, лично, не хочу.
– А вдруг ордена купленные или ворованные. А ноги может… Смотри, он подогнул, наверное. Вишь, одеяло какое толстое.
– Думаешь?
– Уверен!
Как же стыдно им было, когда ветеран и правда оказался участником войны, героем и инвалидом. Просто дома ему было одиноко, вот и спускался он в многолюдье, зарабатывал, как мог – дарил людям те забытые мелодии.
Ветерана отпустили из участка с извинениями. Серёга с Леонидом помогли ему подняться из метро, просили прощения.
Он посмотрел на них сурово и как-то грустно. Стыдно было невероятно. Хмурые, они спустились в метро опять.
– Да ну их, этих попрошаек. Поди тут разбери, кто есть кто, – махал рукой расстроенный Сергей.
И дальше без особого энтузиазма они ездили по намеченному маршруту. В переходах за попрошаек вступались торговцы. Девочка–скрипачка собрала свои пожитки и, расплакавшись, ушла.
– Слушай, время такое. Ей может есть нечего, а мы погнали…, – с жалостью смотрел ей вслед Лёнька.
В общем, насмотревшись на нужду, студенты азарт и запал потеряли. Уже забыли – зачем они здесь, просто прошлись по вагонам и уселись, болтая о своем, ожидая Кольцевую, чтоб пересесть на другую линию.
И вдруг прямо над головой услышали:
– Тётенька, помогите на молочко! Мне сестрёнку совсем кормить нечем! У нас мамка померла на днях.
Ребята притихли, наблюдали: потрепанный пацан лет двенадцати в синей вылинявшей олимпийке, похожий на цыганенка, и маленькая девочка в длинной не с ее плеча вязаной старушечьей кофте и теплых ботинках среди лета. Дети шли по вагону, выпрашивая милостыню. Девочка держала в руках игрушку – рыжего замызганного котенка.
Студенты пошли следом. Люди устало глядели на детей, подавали. Но много было и таких, кто отворачивался, ругался, ворчал.
– Эй, пацан. А ты где живёшь? – спросил Сергей.
Мальчик резко обернулся, весь напрягся, собрался, схватил сестричку за руку.
– Дома живём, в квартире. Но мамка умерла, одни мы…
– Ну, раз одни, так государство должно позаботиться, – зачем-то вставил Лёнька.
Сашка, а это, конечно же, был он, перевел взгляд на второго и все понял – это помощники ментов.
Он пулей вылетел в открывающиеся двери на Кольцевой.
Один он бы легко убежал. Так лавировать в толпе, как лавировал Сашка, так скрываться, не умел никто.
Но с ним была Аленка в больших ботинках без шнурков. И он не мог ее бросить. Во первых, дома его прибьют так, что мало не покажется, а во-вторых к Аленке он привязался.
Она была уж и правда, как сестра. Глупая, доверчивая, открытая и такая беспомощная без него. Он всем своим детским сердцем чувствовал, что девчонка его любит. И сердце его отзывалось жалостью к ней, взаимной привязанностью и ответственностью.
Детей догнали и Санька полез в драку.
– Беги, Элен!
Он кусался, царапался, вырывался. Ударил Леонида сильно в челюсть. Того это сильно разозлило, он повалил пацана на бетонный пол.
Малышка пыталась убежать, но Сергей подхватил ее. Она вырывалась, больно пинала его тяжёлыми ботинками, а потом начала кричать, требуя вернуться за котенком – в пылу драки она его потеряла.
– Там Муся, та-ам мой котенок! Аааа…., – она брыкалась.
– Оставьте ребенка! – кричала проходящая дама.
– Успокойся, тогда вернусь за Мусей, – крикнул девочке в лицо Сергей. И девочка моментально вдруг успокоилась.
Он поставил ее, велел надеть свалившийся ботинок, крепко взял за руку, они подобрали котенка.
– Мы волонтёрское движение, рейд у нас, – объяснил возмутившейся женщине.
– Развелось всяких движений, не поймешь! Одни бандиты! – возмущалась дама.
Вокруг них уже собрался народ, Леониду помогли скрутить Саньку. Он вроде успокоился, встал на ноги. Леонид держал его за шкирку, был на взводе.
– Та-ак. В ментовку их…
Санька оглянулся, посмотрел на испуганную Аленку:
– Не бойся, Элен. Не бойся. Я наврал, что в ментовке бьют. Там не бьют, – сказал он «сестрёнке», – Дяденьки, отпустите нас…отпустите…
Через пару минут в руках у Леонида осталась одна олимпийка. Сашку до участка они не довели, вывернулся и был таков…
***
– Привет, – шепнула девушка, присев перед ней, погладила по голове.
Аленка сидела на скамье в тесном кабинете. Здесь было жарко, но она дрожала. Сюда ее привели плохие дядьки, которые били Сашку. Алена боялась, молчала, смотрела то в окно, то теребила свою игрушку.
Тетя присела перед ней, и Аленка отодвинулась чуть глубже, привычно вжала голову в плечи под поднятой над нею ладонью.
Ей показалось, что тётеньке это ее движение не очень понравилось, она нахмурилась.
– Тётенька, пода-айте на пропитание, – то ли от испуга, то ли просто по привычке, промямлила Аленка.
– Ого, какая у тебя классная игрушка. Кто это?
– Это Муся.
– Здорово. Дашь посмотреть? – тётенька протянула руку.
Аленке почему-то стало не так страшно, она протянула котенка.
– Славненький такой, милые лапки. Он что в красных чулочках?
Аленка пожала плечами, а тётенька вернула ей игрушку.
– Да-а, наверное это чулочки у него такие, чтоб ножки не замёрзли. Тебя как зовут?
Аленка задумалась – что отвечать? Все в последнее время ее звали Элен или Эленка. Наверное, так ее и зовут.
– Элен, – ответила она.
– Ух ты! Красиво. Не Леночка? Нет?
– Нет, я – Элен, – стояла на своем Алена. Она смотрела в окно, поджидала Сашку. Ей казалось, что он скоро за ней придет, но он все не шел.
– А я тетя Ира, зови меня так, ладно? Сейчас мы с тобой кушать будем и чай пить, Элен.
В кабинет заходили ещё люди, сюда привели какого-то страшного дядьку, и тетя Ира отвлеклась, а потом все же дала Алёне большущий бутерброд с колбасой и горячий чай. Алена ела лениво. Совсем недавно съели они с Сашкой большой беляш на двоих. Угостили торговцы Аленку, но с Сашкой она делилась всегда.
– Расскажи-ка мне, милая Элен, как звать твою маму?
– Мама. Мама Люба.
– Молодец. А фамилия твоя как, помнишь?
– Нет.
– А папа есть у тебя, может папу помнишь? Имя.
– Есть. Не помню…
– А что за мальчик был с тобой в метро? Братик?
Аленка вспомнила, что Сашу били, от воспоминаний расстроилась и замолчала, замкнулась.
Чуть позже тут же, в милицейском участке Аленка уснула.
Потом тётенька с дядей ее куда-то везли, долго с кем-то там разговаривали. Аленка стояла рядом и ничего не понимала. Тётеньке говорили, что ее, Аленку, надо в больницу, тетя Ира с кем-то ссорилась. Потом они опять сели в машину. Дяденька где-то вышел.
– Ко мне поедем в гости пока. Хорошо, малыш? А уж завтра решим, что с тобой делать, – тётенька была расстроена. Тоже, наверное, не хочет брать её, как тогда бабушка.
Так думала Аленка, но Ирина нервничала и вздыхала совсем по другому поводу. Замкнулся круг – в детском социально-реабилитационном центре их с дитем отфутболили в инфекционную больницу, а в больнице потребовали справку не только из милиции, но и из этого центра. Только вот находились они в часе езды друг от друга. День был тяжёлый, Ирина вымоталась, а ещё ее укачивало. Везти девочку опять назад не было сил, да и дом ее был совсем недалеко. Она высадила по дороге своего помощника и направила колеса домой.
– Мам, знакомься, это Элен.
С кухни, вытирая руки полотенцем, вышла светловолосая полная женщина, с каким-то испугом взглянула на гостью.
– Ирочка, кто это? – с удивлением спросила.
– Говорю же, Элен. Нашли в метро. Мам, я устала, как собака. А они …
Ирина помогала Алёне раздеться, по ходу жалуясь на бюрократическую систему. Под кофтой у Алёнки была грязная серая майка, большие болтающиеся на попе трусы и яркие коралловые бусы. Носок не было – ботинки были надеты на босые ножки.
– Ого, да ты ещё и модница! – с улыбкой посмотрела на нее тетя Ира, они переглянулись с матерью и обе, почему-то, застыли и улыбаться перестали.
Первой из оцепенения вышла мать.
– Ну, вот что! Отдыхай. Элен, да? Пошли, Элен. Ох, у нас сегодня курочка на ужин, пальчики оближешь? Любишь курочку?
Ирина спокойно прошла в ванную. Всё. Можно выдохнуть. Девочка в надёжных руках мамы, и она может отдохнуть.
Вскоре они искупали Аленку. Та поначалу застеснялась, пыталась поскорее вылезти из ванны. Она вспоминала, как в такой же белой ванне мыла ее бабушка. Она терла колючей мочалкой больно и нещадно, злилась и обливала ее горячей водой. Но вскоре она поняла, что так мыть ее тут не собираются. Тетеньки играли с ней, брызгали теплой водой и смеялись. Заулыбалась и Аленка.
На нее надели пушистый халат тети Иры, который полз по полу, большие, но очень мягкие носки. Детских вещей в доме не было.
– Ты похожа на япошку, – весело смеялась тетя Ира, и Аленка вдруг поняла, что бояться больше нечего. Эта тётенька ее не обидит, и ее мама – тоже. Они добрые. Может даже самые добрые из тех, кого она знала.
… Кроме мамы, конечно…
И когда сквозь сон она услышала, что забрали ее Муську, Алена не испугалась, как бывало прежде. И правильно не испугалась.
Утром ей показали, что Муська, неожиданно пушистая и краснолапая, висит, прицепленная прищепкой за хвост на верёвке.
– Ох, и любит она у тебя мыться. Грязи с нее сошло немеряно. Теперь довольная висит. Видишь?
И Аленка улыбалась и кивала. Тети Иры дома уже не было, но с тетей Верой ей тоже было очень хорошо.
А Вера Афанасьевна тихим сапом, играя с девочкой, задавала той вопросы. Задавала и делала выводы. Когда вернулась дочь, она уж многое могла рассказать ей.
Ирина вернулась с одеждой для Ириши, с нужными справками. Ее нужно было оформлять в приют – в центр реабилитации до выяснения обстоятельств. Ирина все ещё думала, что Алена – ребенок цыган, нещадно эксплуатирующих своих детей. Девочка была темноглаза, темноволоса, называла цыганенка братом. Но Ирина понимала, что как только объявится мать-цыганка, ребенка ей вернут, не накажут даже административно.
Ох, сколько она прошла инстанций, жалуясь на такое беззаконие! Однако каких-либо специальных мер реагирования в отношении граждан, использующих труд детей, действующим законодательством не предусматривалось.
Они с активом писали письма, просили о поправках в Уголовный кодекс, требовали ужесточить законы. Но им отвечали, что введение подобных законов потребует времени, уйдут годы прежде чем примутся они.
И тут мама Вера сообщила ей свои подозрения – девочка не из цыган.
Элен рассказала, что жила с мамой, а потом мама умерла. Папа привез ее на поезде к бабушке, сестре и братику Витьке. Братик Витька ходил «на спорт»и был очень хороший. Он учил ее буквам и говорил, что скоро пойдет и она в школу.
Правда потом мысли девчушки путались. Ее везли к бабушке, но оставили в гостях, потом уж пошли и цыганские имена… Одно поняла Вера Афанасьевна – цыгане девочку не обижали.
– Просто потерянный ребенок какой-то. И если мать умерла, значит ищет ее отец. Отец и бабушка. Ирочка, надо им помочь найти ребенка. Ведь это такое горе! Такое горе! И не переживешь….
***
Когда Николай писал заявление в милиции, его попросили фото девочки. Фотографии у него не оказалось. Даже мысли не возникло фотографировать дочь, а в квартире жены он не лазал.
Следователь удивился, пожал плечами и ничего не обещал. А что можно обещать, если нет даже фото ребенка, если выяснилось, что девочка не помнит своего адреса, может не назвать фамилии и даже имени отца. Отец толком даже не смог описать, в чем она была одета.
Всё, что есть – имя, фамилия, возраст и место потери ребенка.
Москва превратилась в большой рынок, приезжих тысячи, ребенка давно могли увезти куда угодно. Следователь ещё не начал дело, а уже понимал – висяк.
А Николай сильно переживал лишь первое время. Он совсем разругался с матерью, в сердцах даже разбил у нее вазу, от злобы смахнув ее рукой. К матери он больше не заходил, хоть уже и успокоился.
Странная у человека психология. Ты становишься опорой для того, кого жалеешь, но эта жалость вызывает напряжение, раздражение и даже злость.
Так и у Николая. Дочка была обузой. Ее он не растил, не воспитывал. Чужой, в общем-то, ребенок, не вызвавший особой симпатии. Но чувство ответственности заставило девочку забрать, а теперь заниматься поисками.
У Николая были свои жизненные планы. Совсем недавно появилась пассия – молодая девушка из хорошей семьи. Она не знала о ребенке, и даже информация о том, что был он женат вызвала у нее шквал негативных эмоций.
И уже через несколько месяцев он жалеть о потере ребенка перестал. Так было легче. Он считал, что всё возможное для поиска дочки он сделал, в милиции больше не появлялся, ходом следствия не интересовался. На мать продолжал держать обиду, или, скорее, делал вид, что обиду держит. Его вины тут нет, это мать потеряла девочку.
А Зоя Ивановна долго ещё ездила на тот самый рынок, ходила по рядам, искала. Она считала, что Алёну рьяно ищет сын с милицией, надеялась. Настроение ее менялось, то она ругала жизнь и сына, оправдывала себя, а то молилась и плакала.
– Господи, дитё же! Где ж она?
Ещё и Витька поначалу подливал горестных мыслей. Он кричал – требовал искать Аленку. Организовал пацанов, и они шарили по окрестностям в поисках девочки.
А потом просто совсем оторвался от рук. Грубил, уходил из дома, совсем перестал помогать. Зоя Ивановна плакала, пыталась вернуть внука, но дела эти шли с переменным успехом.
Только Златочка радовала. Хоть и командовала иногда бабулей. В ней и растворилась Зоя Ивановна.
***
МВД, конечно же, является носителем всех родовых травм политического режима. А он в те годы был очень травмирован. Шли массовые увольнения из-за задержек зарплат, менялась структура на местах. А преступность росла. В стране творился беспредел, расцветала организованная преступность.
Производство по делу пропавшей девочки утонуло под кипой других дел и вскоре было прекращено. И связать нашедшуюся девочку Элен с пропавшей Алёной у органов не получилось.
Как так? А вот так. Уж слишком много в Москве было «гостей» из дружественных регионов. Люди разных возрастов, национальностей и вероисповеданий, женщины и мужчины с детьми, чаще всего без документов и прав на проживание заполонили столицу. Эти люди заполняли вокзалы и рынки, выискивая себе временную работу, часто незаконную, пополняли ряды попавших в милицейские участки.
Цыгане тоже не хватились пропажи, хоть Ирина и нашла волонтёра Сергея, который привел в пункт Аленку. Сергей описал ей мальчишку, помогал его найти, блуждая с другом по линиям метрополитена.
Ира по своим каналам сообщила и цыганам о найденном ребенке. Но результата не последовало.
В больнице тогда, благодаря Ирине, Алёну продержали недолго. Вскоре должны были перевести ее в приют.
– Ир, – Вера Афанасьевна переживала за ребёнка, – Я тут подумала знаешь о ком?
Ирина посмотрела на мать. Через руки Иры прошло много детей, она часто рассказывала об этом маме, но в дом привела она ребенка впервые. Мама прониклась к бедной девочке состраданием, и теперь никак не могла успокоиться.
Муж Ирины был видеооператором, и частенько колесил с группой телевизионщиков по стране. Жили они пока все вместе, с мамой.
– Знаю, мам. Но ведь… О Полине, да?
– Читаешь по глазам …, – ответила Вера Афанасьевна.
– Это пока невозможно. Да и у Полины ещё все впереди.
– Я с Люсей говорила недавно. Плачет…
Люся Вере Афанасьевне приходилась невесткой, женой брата. А Полина – племянница. Красивая стройная женщина сорока лет, тренер–легкоатлет, почти двадцать лет замужем. Но семья бездетна.
– Чего плачет?
– Польке уже прямо сказали – поезд ушел.
– Ясно. Но мам… Это неделикатно как-то, да и с девочкой пока неясно ничего. Так что…
Но Вера Афанасьевна, видимо, думала по-другому, дочь не послушала, она рассказала о девочке тете Люсе. И вскоре раздался звонок от Полины.
– Ир, можно я приеду? Поговорим…
– Приезжай, Поль.
В июле в приют к Элен ехали они уже втроём: Ира, Полина и Гена – ее муж.
***
– Лена, возьмёте ещё нагрузку? Двое. Приехали и хотят только к Вам.
Елена извинилась перед клиенткой, отошла от тренажёра, чтоб ответить на звонок администратора. Татьяна была ее подругой.
– Так у меня и так… Знаешь же… , – она понимала, что посетители стоят перед Татьяной.
– Вот я и говорю…
– Ладно, давай, но только, если время я назначу сама. Дай мой телефон.
Она вернулась к тренажёру.
Их фитнес-центр был одним из самых лучших в Москве. Это мама с отцом ещё в девяностые спаялись с друзьями и организовали простой спортивный клуб. Это теперь он назывался фитнес-центром, и совсем недавно появилась тут и спа-зона, и хаммам, и итальянские тренажёры.
Спорт привел Лену в институт физкультуры, а потом, конечно, в родительский бизнес. И сейчас она думала о том, как будет ворчать мама, когда начнет Лена возвращаться домой ещё позднее. Мама давно решила, что ее дочь перегружает себя слишком.
Мама Поля и папа Гена, бабушки и дед – ее большая семья Дементьевых.
Лена давно уж не думала о том, что есть у нее ещё родственники.
Историю удочерения она знала. Считала, что судьбу ее решил простой московский дождь, который в этот день спустил волонтеров в метрополитен и помог ей встретиться с любимой тетей Ирой, двоюродной сестрой мамы.
Где уж в такой запутанной истории найти родню по крови …
Но жизнь, как известно, богата на сюрпризы …
***
– Килограммы, которые я сбрасываю у вас, Леночка, быстро мчатся ко мне домой, и там прячутся в холодильнике.
– Павел, Вы не соблюдаете диету? – Лена улыбалась, глядя на мониторы.
– Я-то ее соблюдаю, но она приходит ко мне во сне, и я бессилен. Встаю и ем, как в летаргии.
– Ох-ох, я подумаю о плане Вашего питания ещё.
Хорошо, когда клиенты вот такие, как этот дородный немолодой представительные мужчина – добродушные и веселые. Приятно работать.
Лена зашла в тренерскую, взяла в руки вторую форму. У нее был перерыв, по спине текла струйка пота – работа тренера в фитнес зале только со стороны выглядит не слишком напряжной.
Надо было сходить в душ.
В сумке зазвонил телефон. Она вынула свою Муську с красными лапками, положила ее рядом с сумкой.
Котенок был с ней с детства. Сейчас он уж не вызывал никаких ассоциаций, грусти или радости. Просто – сколько Лена себя помнит, он всегда был с ней. Талисманом она его не считала. Казалось, служил он некой связью с прошлым, вернее и был тем самым забытым прошлым, которое она всегда носила с собой.
Она хорошо помнила цыганенка Сашку. Других подзабыла, но его помнила. Помнила бабушку, сестру и братика, который был с ней так добр, учил читать, выручал, защищал от сестры. Его имя, кажется, Витя. А вот имя бабушки и сестры вспомнить она никак не могла. Слишком мала была, или уж очень много имён прошло мимо нее позже.
– Але, Макс, слушаю.
– Ленка, спасай! Я в пробке застрял. Матвея с Оксаной в больницу возил. Ужас тут у нас…
– Что случилось? С сыном что-то?
– Ага. Он болел, а тут…в общем, гной из ушек потек. Мы перепугались, давай его в больницу. Думал – успею, а тут пробки. Спасай. Отменить уже не смогу, а у меня клиентка с двух – Самсонова. Полная такая, молодая. Можешь взять?
Лена посмотрела на часы. Душ отменялся.
– Конечно, Макс, возьму. Я предупрежу Таньку сама, не волнуйся.
Макс кратко описал план тренировок.
Она быстро переоделась и вышла в приемную к Татьяне, предупредила, чтоб Самсонову направили к ней. Пролистала данные клиентки, посмотрела план.
Вскоре в зал вплыла полная девушка, вес ее превышал сто кило. Широкая в спине и костях, с крупными кистями. Девушка была ярко накрашена, с красивой прической, волосы светло-русые, густые, слабой волной. На ней черные короткие велосипедки, явно не по размеру. Они облегали все выдающиеся части тела.
На лице девушки – угрюмость.
– Здравствуйте, Златослава! Сегодня я – Ваш личный тренер. Меня зовут Елена, – Лена привычно улыбалась, – Максим, к сожалению, задержался.
На лице клиентки недовольство.
– Мне сказали. Это – свинство! Я тренируюсь с ним! Он меня ведёт…
– Конечно, конечно! Просто у него ребенок заболел…
– Что за центр у вас! Знала бы… Бардак!
– Нет, что Вы. У нас такое случается крайне редко, наши тренера…
– Да знаю я… Давайте уже. Время, между прочим, оплачено!
– Прошу Вас на разминку, – Лена показала на беговую дорожку.
Настроение было испорчено, но работа есть работа. Она направилась к тренажёру.
Клиентка не оттаяла. Была недовольна, психовала, задания выполнять отказывалась, утверждая, что Лена все делает не так, «вот Максим…» Она не хотела хоть чуть напрячься, потрудиться, вероятно, боясь испортить прическу и макияж.
Лена любила свою работу. С людьми ладила, была тактична. Очень часто оставалась со своими клиентами в друзьях надолго. Особенно любила полных женщин, добивались они всегда хороших результатов в похудении и оздоровлении. Они были благодарны. Но тут…
В общем, когда Лена в дверях увидела Макса, она вздохнула с облегчением, попрощалась и направилась в тренерскую – может успеет ещё сходить в душ до следующего своего группового занятия.
Групповые занятия всегда вдохновляли, время в группе пролетало быстро, программа их была разнообразной и интересной.
Во время занятия она заметила, что клиентка Макса зачем-то вернулась в зал, наблюдала не то за ней, не то за их занятием. Особого значения Лена этому не придала – мало ли, хочет человек позаниматься и в групповом составе.
– Ленка, отдал я половину за сегодняшнее занятие Самсоновой, представляешь. Думал, уж ушла она, но вернулась, потребовала. Вот …, – он что-то процедил сквозь зубы.
– Правильно сделал. С такими связываться – себе дороже. Да и тренировка пустая – «это я – не могу, это – не умею, это – не хочу.» Не будет толку.
– Вот скандальная девка! Наговорила гадостей, – кивнула Галя, работала она у них хореографом для людей в возрасте.
– Да…с такими тяжело, – Максим убегал в зал, – Кстати, она твоим котиком чего-то заинтересовалась. Спрашивала – чья игрушка. Я сказал, что твой талисман.
– Муськой? Ой. Чего ей интересоваться -то? Старушкой потертой заштопанной…
Макс ушел. Лена взяла в руки котенка, поцеловала в макушку, как будто просила прощения, что бросила его тут без присмотра, и убрала в сумку подальше.
***
Ночью Зое Ивановне приснился сон, будто она отворила дверь к докторам и просит их взять желудок для нее у девочки, убеждает их, что желудок ей подойдёт, что он очень хороший и что девочка согласна.
Доктора переглянулись, и один из них строго так говорит: «Может и не подойти Вам желудок ее. С чего Вы взяли, что он Вам подойдёт?» Зоя изумилась: «Как же не подойдёт? Ведь она – моя внучка!»
Зоя Ивановна вышла в коридор, чтоб взять и показать докторам внучку, чтоб убедились они, что права она – подойдёт желудок. А внучки в коридоре не оказалось. Зоя носилась по бесконечным лабиринтам знакомых и незнакомых больничных коридоров, где-то почти находила внучку, но та ускользала, исчезала, пряталась за непреодолимыми стенами – только пуховый платок, повязанный за спиной мелькал где-то вдали. Уходила надежда на спасение… уходила…
Зоя Ивановна проснулась в холодном поту. Стряхнула неприятный сон. Наснится же!
Сколько лет прошло. Казалось, уж и забылось всё, и совесть, убеждаемая, что нет вины ее в этом, давно уснула. Но видимо где-то в подкорках сознания жили осколки боли.
Сейчас, когда пришло время проанализировать жизнь, особенно не хотелось вспоминать тот случай. И на тебе – такой сон…
Из полноватой энергичной ещё не старой женщины за последние месяцы Зоя Ивановна превратилась в сухую сероликую мумию. Не осталось прежних, казалось, неисчерпаемых сил. Виной тому – пошатнувшееся здоровье.
Когда сообщили ей результаты биопсии, восприняла спокойно. Ну, так, значит , так. Направляет ее судьба, говорит о том, что давно пора заняться собой.
Она старалась держаться достойно. Но получалось не всегда. Злата информацию о ее онкологическом заболевании восприняла, как очередную неприятность – не более. Ее дела и проблемы были куда важнее, а бабушка… бабушка всегда услужливо исполняла ее прихоти, и болезнь никак не могла это изменить.
Когда ее не отпустили домой с первых же химиопроцедур, в голосе внучки слышалось недовольство.
– Ты же знаешь, как не люблю я эти магазины! Когда тебя отпустят?
Зоя Ивановна плакала в подушку, звонила сыну, просила не о себе – просила о Злате…
– Коль, ну, стесняется она своей полноты. Ну завези уж ей продукты, будь добр.
Сын ворчал, с матерью он после потери Алёнки был холоден. Но продукты тогда завез.
Звонить Витьке Зоя не хотела. Нет… Вот на Витьку была обижена она сильно.
В подростковом возрасте вдруг стал внук отбиваться от рук, придумывать не весть что. То работать устроился на какую-то свалку, приходил грязный, пахнущий. Как будто специально перечеркивал все ее старания создания идеальной картинки – любимые ухоженные внуки. То проткнул себе уши и сделал татуировку.
Но самое неприятное, чем обидел бабушку сильно – так это то, что нашел Витька своего отца. Отца, который практически отказался от него в детстве, бросил, не растил, не знал забот…
А теперь они вдруг стали большими друзьями. Конечно, о том, что Витька бегает к отцу, стало известно в окружении ее подруг. Подруги шептались, жалели Зою… А она так не любила, когда ее жалеют!
Это чем же она такое отношение заслужила? Всю себя отдала внукам, и что?
Теперь Витя вообще жил со своим отцом, работал вместе с ним в Южном речном порту, вроде учился на заочном. Зоя Ивановна была так на него обижена, что даже никогда не звонила. А он звонил, и даже прибегал пару раз.
Разговоры с ним были не особо приятны, потому что как только бабушка заговаривала о его сестре Злате, он морщил лоб и начинал утверждать, что Златке давно уж нужно быть самостоятельной, а не сидеть на шее у бабушки.
А как ей быть самостоятельной, если даже в техникуме учиться она не смогла? Пришла однажды в слезах и заявила, что больше туда не пойдет. Какой-то преподаватель назвал ее бегемотом и вся группа смеялась.
Зоя Ивановна, конечно, отправилась в техникум скандалить, ей обещали разобраться.
Злата, узнав о том, что бабушка ходила туда, на нее наорала и сама забрала документы. Уж потом Зое Ивановне одногруппницы внучки, опустив глаза, рассказали, что Злата сама поссорилась со всеми сокурсниками, грубила педагогам. Да, ее поставили на место, но о том, что кто-то ее обзывал они не слышали.
Да, конечно, Злату в свое время она избаловала и очень раскормила. Когда внучке было одиннадцать, забила тревогу детская врач. Но Зоя Ивановна ее не послушала – ребенка нельзя сажать на диету, была она убеждена. Да и, если честно, Злата тогда ее уже и не слушала – требовала сладости, а требовать и изводить она умела.
В старших классах рыдала в подушку от того, что она толстая, а потом вставала и шла к холодильнику. И если не обнаруживала там того, что сейчас хотелось, громко хлопала дверцей и рыдала ещё громче.
Бабушка махала рукой и шла в магазин. И так Витька тогда нервы трепал, сын и дочь совсем не помогали, а тут ещё…
И вот теперь Зоя Ивановна периодами лежала в больнице и думала только об одном – как же без нее потом все будет? Главное – как будет жить любимая внучка Злата?
И этот сон ещё…
Нужно было подняться, через силу, через головокружение. Нужно было жить ради внучки. Зоя медленно, держась за косяки направилась на кухню – готовить. Злата проснется, нужно накормить. Сегодня у нее поход в магазин, а в последнее время для нее это – тяжкий труд.
В этот день Зоя переступила через обиду и набрала номер Вити.
– Бабушка? Привет… Ты как?
– Вить, я не говорила, но … В общем, в общем … , – Зоя Ивановна заплакала.
– Что случилось, баб? Что?
– Болею…
Витька примчался в этот же день с продуктами. Отругал, что скрыла. Хоть и понимал, что бабушкина обида и гордыня тому причиной. Опять говорили о Злате. Злата сидела, надув губы, глаза – на мокром месте. Так всегда – жалеть все должны ее.
Именно Витя и оплатил сестре курс в фитнес-центре. Жалел бабушку, вот и оплатил.
Он понимал – бабушку не изменить. Она все равно будет такой, какая есть, будет переживать больше всего даже не о себе, а о бедной Злате, будет считать, что прощать отца ему было нельзя. От своих принципов она не отступится.
Но спорить и доказывать что-то вдруг расхотелось. Диагноз, сухость и худоба бабушки сказали ему о многом. И ему хотелось ей помочь.
Стал он заезжать чаще, но мотаться в Зеленоград было далековато. Стал требовать от сестры помощи бабушке, начались меж ними ссоры.
Однажды приехал он вот так, выяснил, что нет нужных лекарств.
– Ты чего в аптеку сходить не можешь, Злат! Неужто трудно?
– Я недавно там была. И опять? Я устала! Ты не представляешь, что такое, эти тренировки! А ещё дорога. Я еле ноги приношу…
– И бабка опять у плиты? Ей же нельзя. Злата, как ты не поймёшь, – прошептал он, – Ведь ей недолго осталось. Ты на что и как жить будешь? Пенсия-то – тю-тю…
– Ой! Да это она при тебе все охает. А так ещё ничего. Могла б и в аптеку сходить сама. Уж поверь…
– Господи! Тварь ты, Златка! Вот уж послал Бог сестрицу!
– Сам ты – тварь. Сколько она из-за тебя ревела! Это ты ее довел! Ты! Папочку он, видите ли, встретил. А как встретил, так прям и полюбил. А о бабке ты не подумал? Какого ей все это? Или ты всех родных кроме нее любишь? Вон тогда и новоявленную Колькину дочку возлюбил. Прям так, что бабку обвинил.
– Дура ты! Она ж ребенком потерялась? И пропала! Понимаешь ли ты? Что с ней, никто не знает. Всего скорей, уж нет и в живых.
– Ага… Как же… Нету… Живёт и цветет! Встретила я ее тут…, – Злата приняла напыщенный вид и замолчала.
– Чего-о? Кого встретила?
– Кого-кого. Ее… Жива, здорова и даже, по-моему, вполне счастлива.
– Ты серьезно? Ты ее не узнаешь уже. Двадцать лет прошло.
– А у меня память на лица хорошая. Я сначала думаю – чё лицо знакомое, а потом как кота этого увидела….
– С красными лапами?
– Да. Только зовут ее уже Елена. Типа, тренер в фитнес-зале, где я занимаюсь. Вот так вот, братик. И нечего по ней слезы лить!
***
Когда Лена была студенткой и ездила в вуз на метро, она вынимала своего котенка и держала в руках, на виду. Вообще поезда метро долго вызывали у нее странную двойственную реакцию – ей здесь было хорошо и очень хотелось плакать. Родители знали эту ее особенность – метро в детстве было дозированно.
Она помнила Сашу. Правда довольно смутно, без внешних подробностей. Скорее помнила, что кто-то ее таскал, подбадривал, совал пирожки и, по-своему, любил.
Она поглядывала на входящих в вагон, искала его глазами. Именно поэтому и держала котенка. Если она его не помнит, так и он, конечно, не вспомнит ее тоже. Но котенок приметный, и он всегда был с ней. Однако, это не помогло. Сашу она в метро не встретила.
Когда-то папа Гена покупал ей похожих разнообразных котят, они сидели на спинке дивана в ряд, Лена в них почти не играла.
– Зря ты, Ген, стараешься. Разве подарок мамы заменишь другим? – вздыхала новая мама.
Она была строже, требовала порядка и от других. У нее Лена научилась железной дисциплине. А папа – просто душка: мягкий, добродушный и чрезвычайно податливый на любые желания дочки.
В садик Лену не водили. Первое время долго занимались лечением. У Лены нашлись проблемы. В том числе и психические. Уж слишком многого она боялась.
Зато в школе вдруг оказалось, что у дочки необычайно прекрасная память. Она моментально запоминала стихи, и даже целые детские книжки в прозе наизусть. В первом классе была самая лучшая по скорости чтения.
И, конечно, у мамы тренера, начала заниматься спортом. Высоких результатов там не достигла, но все же получила спортивный разряд. И после школы на семейном совете решили, что поступать будет в институт физкультуры.
Если и жила в сердце Лены благодарность родителям, то совсем тихая, непритязательная и не требующая отдачи. В подростковом возрасте также дулась на маму за строгости, спорила и доказывала. В общем, жизнь ее ничем не отличалась от жизни детей в обычных семьях.
Почему-то Лена избегала отношений с парнями. Казалось, что рано ещё думать о своей семье, что-то не доделано, не закончено, жил в ней какой-то страх перед будущим.
А отношения вполне могли завязаться. Иван – племянник мужа тети Иры, давно сох по ней. Служил в армии – звонил, писал теплые послания. Лена ничего не обещала.
Он уж давно из армии вернулся, стал хорошим журналистом, пошел по стопам дяди.
По-прежнему, они переписывались, довольно часто встречались, отчитывались друг перед другом «за жизнь». Но это были дружеские, или даже, где-то, родственные отношения. Не более…
Однажды на каком-то семейном празднике рассказала Лена ему о цыгане Сашке. Зачем? Она и сама не поняла. Почему-то захотелось.
А он вдруг спросил.
– Ты что, из-за него не хочешь со мной встречаться?
– С ума сошел? Мне четыре года было, ну, или чуть больше… История умалчивает точную дату моего рождения, ты же знаешь.
– И всё же… Ты так о нем говоришь…
– Как?
– Как о кумире детства.
– Так он тогда и был кумиром, наверное. А кто у меня тогда ещё мог быть кумиром?
***
Витя позвонил дяде Коле, рассказал о том, что поведала ему Злата.
– Бред! Этого не может быть! Столько лет прошло. А игрушек таких знаешь сколько.
– Может и бред. Я тоже так думаю. Но надо бы съездить туда, проверить.
– Ну, если делать нечего, съезди. Но это – очередной бред твоей сестрицы.
– Дядь Коль, а если правда. Что тогда?
– Глупости. Индийская история, прям. Златке мерещится.
Но Витя поехал.
Шла весна. Странная она была в этом году. Снега давно не было, и солнышко светило, но и тепло никак не наступало. Дул сильный ледяной ветер, не давал никакого шанса весенним ощущениям.
Но в этот день холод отступил, и был по-настоящему чудесный весенний день.
В фитнес-центре ему сказали, что Елена Геннадьевна будет через час. Он уселся в холле и уставился на входную дверь.
– Вы хотели бы записаться, так можете не ждать. У нее нет свободных часов сейчас, – сказала веснушчатая курносая девушка за стойкой.
– Нет. Мне по личному делу надо.
Витя сидел и вспоминал. Темненькая маленькая малышка появилась в из семье очень неожиданно и пробыла совсем недолго. Но тогда ему захотелось ее пожалеть. Златка всегда была с амбициями, всегда была любимицей бабушки, а Аленка – такая несчастная.
Он и сейчас не понимал дядю Колю. Отец, а сердце его даже не дрогнуло, когда позвонил ему с новостью Витя.
Стройная, спортивная девушка в длинном пальто быстро вошла в двери, пролетела, не заметив его. Хорошая фигурка, густые темные волнистые волосы, огромные темные глаза.
Она подошла к стойке администратора, переговорила. Курносая администраторша указала на него. Девушка сделала несколько шагов к нему, он поднялся навстречу.
Витя всего лишь хотел посмотреть на нее. Ничего заранее не решал. Казалось, вот увидит, и сразу поймет – ошиблась Златка или нет. И теперь растерялся, не знал, с чего начать. Потому что внешний облик красивой девушки ничуть не помог. Обмотанная пуховым платком малышка с синими подглазинами с ней никак не ассоциировалась. Да и было ему тогда восемь лет.
– Здравствуйте! – сказал он.
– Здравствуйте. Видите ли, – начала она оправдываясь, – Мой рабочий график совсем забит. Ни одного окна. К сожалению, нет свободных часов. Но у нас есть…
– Нет-нет. Я не по поводу занятий. Нет. Я … Как бы это сказать …, – он мальчишеским жестом взъерошил волосы.
– Не по поводу … Тогда зачем?
– Знаете, я… То есть мы много лет назад потеряли девочку. Бабушка пошла с ней на базар и там ее потеряла. Мы искали, милиция искала, мы …
– Это ты меня учил читать? – вдруг перебила она, глядя ему в глаза.
У Лены в голове появилось это все вот прямо сейчас.
– Я? А да… кажется, учил. Да, точно учил.
– И обещал, что я пойду в школу, – она помолчала, свела брови, припоминая, – Витя?
Витя сглотнул ком и кивнул.
И тут девушка бросилась ему на шею, прижалась крепко-крепко и застыла. Он растерялся, но тоже обнял ее, сначала осторожно, а потом уткнулся в волнистые волосы уже открыто, поцеловал в голову.
– Ты – моя двоюродная сестра. Где же ты была, Аленка?
Они так постояли какое-то время, сердца обоих колотились. А Татьяна во все глаза смотрела на них…только что были чужими и вдруг …
Они разомкнули объятия.
– Ой, я и сама не знаю. Плохо помню. Но точно жила среди цыган. А вы как? Как ты меня нашел вообще?
Поговорили они немного, оба спешили, обменялись телефонами и, конечно, договорились о встрече. Сегодня клиенты удивлялись – всегда собранная Елена была задумчива и рассеянна.
– У вас что-то случилось, Леночка? – спросил Павел.
– Да. Кажется, я нашла своих близких.
– Каких близких? Разве самые близкие были с Вами не рядом?
– Вы правы, Павел: самые близкие – были рядом.
Вот ещё вопрос – говорить ли маме с папой об этой встрече? О том, что жив ее отец, бабушка, и она с ними в ближайшее время увидится. Лена решила пока ничего не говорить. Чуть позже …
А Витька, конечно же, рассказал эту историю Николаю. В это время дела в семье, в связи с болезнью бабушки, вообще развалились. Николай психовал, сиделку оплачивать не хотел, валил всё на Витьку.
А тот обижался на сестру – она не работала и роль сиделки бабушки вполне могла бы исполнять. Тем более, что бабушка худо-бедно передвигалась по квартире сама. Но Злата всегда считала всех обязанными ей, без конца звонила, требовала и истерила.
Зоя Ивановна видя всю эту ситуацию тихо таяла, уже ничего не требовала и даже перестала переживать о внучке. Сил на это уже не хватало.
***
Николая известие Вити только расстроило. Вот уж совсем забытая история! У него после той первой случайной женитьбы было еще два брака, дочери от второго брака – шестнадцать. Он ждал совершеннолетия, чтоб, наконец, исполнить долг по алиментам. В общем, ничего хорошего от наличия детей в его жизни не было – одни расходы и хлопоты.
И на тебе – ещё дочь. Давно утерянная, вызывающая неприятные воспоминания о пьющей жене, наверняка, со своими проблемами, которые лягут и на его шею. От такой жены, какой была пьющая Люба, чего ждать?
Это ж надо было дуре Злате так случайно ее повстречать! И именно сейчас, когда навалились проблемы с болезнью матери, с работой, и даже с нынешней женой…
Витя настаивал на скорой встрече, считал, что Николай и сам должен этого страстно желать, и Николай делал вид, что так оно и есть. Дочь ведь. Да и чисто по-человечески ему было интересно – как выпуталась девчонка из всей этой ситуации? Ведь потерялась она совсем маленькой. Начнет давить на жалость, наверняка.
Ох, и удивился он, когда подъехал Витя к кафе на машине, а за рулём – она, его дочь, очень похожая на Любу. Невероятно красивая, какой и была ее мать, пока не начала пить. Именно за эту красоту, за большие глаза он ее и полюбил тогда.
– Здравствуйте, – сухо поприветствовал он, а она вдруг обняла.
Николаю стало не по себе.
Лена переживала перед этой встречей сильно. Она совсем отца не помнила. Но она знала своего папу Гену, и примерно таким представила и родного отца. Поэтому обняла сразу, но почувствовала, как напрягся он, как неловко ему было от этого ее порыва.
Они посидели, Лена рассказала то, что знала о своих мытарствах. Рассказала, как нашли ее, как удочерили.
Спросила настоящую дату своего рождения, но отец ответить на этот вопрос не смог – не помнил, хоть и писал ее тогда в милиции из свидетельства о рождении.
Обещал свидетельство о рождении поискать, хотя про себя уж понимал – наверняка не найдет. Он много раз переезжал, всего скорей утерялось оно за ненадобностью.
У дочери была масса вопросов, Николай пояснил, что с матерью они не жили, отзывался о ней плохо, где похоронена – не знает, потому что жили в то время врозь.
И Лене даже подумалось, что потерялась она совсем не случайно. Была ли нужна?
Витька потом в машине извинялся, говорил, что дядя Коля всегда был такой, бездушный что ли. Вот и сейчас болеет бабушка, его мать, а он переводит стрелки, пропадает, не отвечает на звонки, убегая от ответственности.
– А что с бабушкой? – спросила Лена, выруливая.
– Онкология. Ей недолго осталось.
– А давай съездим. Я очень хотела бы ее увидеть. Наверное, я виновата перед ней.
– Ты? И в чем же ты виновата?
– Мне кажется, что я сама пошла за цыганкой тогда. Может я убежала от бабушки? Ведь она потом переживала.
– Да, она переживала. Не то что батя твой! В общем, надо позвонить. Там дома, знаешь, сейчас … Ну… Златка ничего не хочет делать, а бабушка уже не может.
– Позвони. Может в аптеку или в магазин надо заехать? Спроси…
Витя звонил, хотя уж догадывался, что Златка будет истерить. Она начала кричать что-то несусветное.
– В общем, мы едем! – закончил разговор Витька и нажал на кнопку.
– Она против?
– Ага. Боится, что этот визит нанесет урон семейной чести.
– Давай не поедем.
– Поедем. Наплевать мне на Златку, а вот бабуле ты нужна. Так мне кажется. Понимаешь, Златка живёт на ее пенсию, считает себя полноправной хозяйкой квартиры, но ухаживать за бабкой не хочет.
Лене не понравилось, что Витька так отзывается о сестре, что делят они обязанности неохотно. Но она уже столкнулась с этой Златославой, ощущения остались неприятные.
Злата открыла дверь обиженная, поздоровалась сухо – не послушал брат, привез гостью. В квартире стоял неприятный тяжёлый дух, на кухонном столе – гора посуды, у компьютера, прямо на столе, куча шелухи от семечек. Здесь давно не убрано.
– Мы пройдем? – спросил Витя.
Злата в шелковом халате, глядя в зеркало, поправляя помаду на верхней губе оттопыренным мизинцем, махнула на закрытую дверь комнаты.
Зоя Ивановна лежала под одеялом на несвежей постели, на табуретке перед ней навалено все горой. Она не спала.
Лена поискала глазами стул, но нашла только заваленный тряпьем. Витя принес из кухни табурет.
– Аленка? – сощурилась Зоя Ивановна.
– Да, я Ваша внучка.
– Красивая. Сразу было понятно, что красивая будешь. А зубы как? – говорила Зоя Ивановна тихо.
– Зубы? Что зубы?
– Плохие были, вылечила?
– А… Наверное. Не помню, – Лена пожала плечами, – Нет, проблемы, конечно есть. Но меня же удочерили, так здоровьем тогда занялись в первую очередь. Наверное, и зубы вылечили. Я же маленькая была. Далеко не все помню.
– А я помню. Долго тебя искала. Все ходила на этот рынок…
– Я за этим и приехала, Зоя Ивановна. Хочу прощения у Вас попросить, что тогда убежала. Не помню, конечно, но, наверное, совсем глупая была. Витя сказал, что Вы очень мучались.
– Да, – Зоя Ивановна вздохнула, перевела глаза на Витю.
Она никогда никому не говорила, что оставила внучку меж лотками сама. Никогда.
– Как жила-то?
И Лена, видя перед собой глубоко больного человека, рассказала свою историю по возможности позитивно. Мол, ничего страшного и не случилось. Все хорошо с ней было, и даже где-то и весело.
Ей не верилось, что вот перед ней лежит родная ее бабушка. Угнетенное состояние старушки огорчало. То, что уход нормальный за ней не осуществляется, видно было невооружённым глазом.
Они уже попрощались и направились к двери, как вдруг Зоя Ивановна, спустила ноги на пол, уронив одеяло, вскочила на ноги.
– Погоди.
– Да что Вы… ,– Лена подхватила ее за худые логти с обвисшей кожей, усадила на постель.
– Ни в чем ты не виновата. Я сама…
– Что сама?
– Сама тебя оставила.
– Ба, че правда? – Витя вытаращил глаза, в комнате уже была и Злата.
Зоя Ивановна переводила взгляд с одного на другого.
– Нет. Я не хотела бросать. Разве смогла бы? Я просто Лидку Никифорову тогда встретила, а она такая… Вот и спрятала девочку в рядах. Она ж как одета-то была, разве могла я… А потом долго мы с Лидкой-то болтали. Вернулась, а Алёнки и нету.
– Ну, ба, ты и …, – Злата постеснялась гостью, не договорила, потому что Лена обернулась на нее.
– Я виновата, – заплакала старушка, – Я так боялась, что Вите и Злате только хуже будет, я невзлюбила тебя, – Зоя Ивановна мяла на груди рубашку.
– Вы не виноваты, бабушка. Не виноваты. Это обстоятельства. Если б не ушла я, или если б не увели… не знаю, была бы я сейчас рядом. Думаю, Вы бы и меня любили. Иначе ведь не бывает. Иначе и жить невозможно.
– Невозможно. Верно ты говоришь – жить невозможно. Вот и не даёт Бог мне жить. Потому что так, как я жила, жить невозможно.
Они побыли ещё чуток, Зоя Ивановна устала, успокоилась. Они попрощались с хмурой Златой, вышли из подъезда, и Лена вдохнула свежий весенний воздух.
– Вить, а если я похлопочу и бабушку положат в хоспис. Хороший. Моя тетя Ира там часто бывает, ей не откажут. Она благотворительностью занимается, многим уже помогла.
– Ого! Было б здорово… Спасибо, Аленка, – сейчас и он чувствовал свою вину – не смогли они должный уход организовать.
Выяснения отношений с сестрой стали важнее.
***
– Пап, а вот если б у меня нашлась родня, как ты думаешь, мама б расстроилась?
Лена решила начать с папы. Они лежали на разобранном широком диване, клацали каналами, искали фильм. Лена только что растерла отцу спину, обвязала собачьим поясом. Спина у папы болела часто.
Геннадий был не глуп. Он посмотрел на дочь:
– Ну-ка, ну-ка. Трепи, чё там у тебя?
И Лена рассказала, как нашел ее двоюродный брат, как встретилась с отцом, как ездила к бабушке.
– Знаешь, мне показалось, что отец мой, этот … ну… прости, пап …, – Лена совсем запуталась в отцах.
– Ты как маленькая, честное слово. Трусиха какая-то…
Так он называл Лену, чтоб победить ее страх.
– В общем, мне показалось, что он боится меня. И не рад…
– Вот дурак!
– Па… Ну, я серьезно… Что мне делать?
– Порадуй его, пропади из его жизни опять.
– С тобой невозможно…
– Впрочем…шучу… Ленка, ты взрослая девочка. И без моих советов обойдешься. Но я рад, что они нашлись. Пора тебе разобраться в своем прошлом. А то одни тайны, – он посмотрел на нее, смешно сдвинул брови, – Оказывается, ты вовсе не девочка с Марса. А я так надеялся.
Лена немного поколотила, а потом крепко обняла отца.
Он и мама, никого дороже у нее нет.
Мама восприняла новости чуть волнительней, очень заинтересовалась, и сразу назадавала кучу вопросов. Через несколько дней, она уже занималась восстановлением свидетельства о рождении, делала запросы.
Через неделю после встречи с потерянной когда-то внучкой Зою Ивановну уже перевезли в Центр паллиативной помощи. Витя заезжал к ней часто, по очереди с Алёной. Злата не ездила. Сказала, что ищет работу, жаловалась на то, что никак не может устроиться, не давала брату покоя.
В конце лета Витя попросил Алёнку присмотреть за бабушкой и уехал на вахту в северные широты – от Златы подальше. В хосписе Зое Ивановне стало на какое-то время даже легче, она ожила, летом гуляла с Алёной в саду и почти всегда плакала, винилась.
С отцом отношения у Лены не завязались. Один раз встретились они в хосписе. Лена предложила подвезти, пригласила в машину, но он отказался. Казалось, что ее он избегает.
– Папка, как я тебя люблю! – обнимала дома Лена папу Гену.
– Ленка, кавалера ты должна уж миловать, а не меня? Мать внуков хочет.
– Ничего я не хочу. Сочинитель! – кричала с кухни мама.
– Хочет, хочет… Ты там присмотри в спортзале.
– О, нет… Только не на работе.
– Можно подумать, ты бываешь где-то ещё. Вон уж и Вита твоя – и замуж, и дитя… Не отставай!
Вита была подругой Лены по институту. В прошлом году вышла замуж, и недавно родила.
В конце осени болезнь взяла свое. Зоя Ивановна умерла.
С тех пор со Златой и родным отцом Лена не встречалась.
К новогодним праздникам из командировки вернулся Иван. Его долго не было, и Лена поняла, что соскучилась очень. Он прилетел стрелой к ним домой.
– Ленка, у меня такие новости для тебя. Ты не поверишь!
– Да ладно! Что-то в последнее время так много нового в моей жизни. Кстати, можешь звать меня Алёной. Тебе разрешаю. Представляешь, я по свидетельству с рождения – Алёна.
– Алёна? Ох, надо ещё привыкнуть… Слушай, Алёнушка, – Иван поднял вверх руку с флешкой, – Мы тут сюжет снимали о жизни в цыганских семьях. Хорошо они живут, свои устои, семьи большие, детей много. А я думаю, дай поищу твоего Сашу. И кажется нашел.
Лена смотрела на него с улыбкой.
– Да ты что!
– Да. Я сейчас тебе покажу. Его зовут Санё. Он младший сын, живёт в доме с родителями. У них такая традиция, остаётся младший с родителями. Дом огромный, богатый. Представляешь, ему всего тридцать с хвостиком, а он недавно дочь замуж выдал. Ей пятнадцать. А вообще у него пятеро детей. И самое главное – он тебя помнит, Лен, то есть, Алён … Говорит, что была у них в таборе Элен с игрушкой. Да… В твоих именах запутаешься, блин..
Иван вставлял флешку, искал сюжет. На экране замелькали картинки, у Лены кольнуло… Воспоминания…
– Да где же он? Сейчас, Лен…, – Иван волновался, искал.
– Ванька, да не крути ты. Спасибо тебе огромное! Ты такой… Такой… Знаешь, мне кажется, что теперь все встало на свои места. Я совсем всё о себе поняла. Поняла, насколько я счастлива. Это ж надо – так не повезло мне в детстве, а ведь у меня никогда не было обиды на маму. И поэтому воспоминания плохие стёрлись. Вот и другие обиды жили где-то внутри, мешали. А теперь я их отпустила, понимаешь? Мне так теперь хорошо!
– Правда? – Иван перестал смотреть на экран, оглянулся на Лену.
– Да. Просто, как в награду, дарило мне провидение после всех перипетий только хороших людей. Этот вот Сашка, тетя Ира, мама, папа, бабули и … И ты, Вань.
Лена взяла ладонями лицо Ивана, он смотрел на нее во все глаза. Смотрел и не верил своему счастью …
Лена начала целовать его первая.
С подоконника на них смотрела Муська с красными лапками.
Автор Рассеянный хореограф
