Несколько раз они начинали этот разговор, но снова и снова, слыша радостное «Мамочка! Папка!», откладывали его на потом. Когда Иван пытался настаивать, Маша умоляла мужа не делать этого.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Ей было очень тяжело думать о том, что девочка может отнестись к такой новости болезненно и изменить своё отношение к ним. Сама Маша настолько вжилась в долгожданную роль матери, что воспринимала Наташу совсем не как приёмного ребёнка.
Однажды, когда она совсем было решилась осторожно поговорить с дочерью, маленькая Наталка, слушая сказку, нахмурила бровки и заявила сердито.
— Такая злая эта мачеха и её дочки. Она только их любит. Если бы у Золушки была своя мамочка, она бы ей сшила красивое платье, как ты мне, и отпустила на бал.
И девочка крепко обвила руками Машину шею. Женщина прикусила язык и снова промолчала.
Наташа росла дружелюбной и активной девочкой. В школе вскоре превратилась в одну из лучших учениц. Раз, классе во втором, детям задали рассказать о своей семье. Родители были на работе, и Наташа побежала к бабушке, чтобы узнать подробности.
— Бабушка, а дедушка кем раньше работал?
— Да на ферме же, как и папа, наладчиком. Сначала дедушка устроился, а потом и папа туда пошёл.
— А мама и папа тоже всегда вместе работали?
— Всегда. — Хлопоча у плиты, подтвердила бабушка. — Только, когда взяли тебя, мама немного не работала, а сейчас вот опять.
Наташа вдруг застыла с ручкой в руках.
— Взяли? Откуда взяли?
Слова показались ей странными. Взять можно вещь какую-то, ручку у соседа по парте, котёнка или щенка в дом со двора.
Бабушка изменилась в лице и торопливо отвернулась, старательно помешивая суп.
— Да оговорилась, старая. Родилась ты когда, мама же работать не могла, вот и сидела с тобой. Потом обратно на ферму вышла. Убирай всё со стола. Сейчас обедать будем.
Домой девочка вернулась задумчивая. Вечером, когда родители пришли с работы, она вдруг спросила.
— Мама, а откуда ребёнка взять можно?
Маша обомлела, и дар речи пропал. Кое-как в руки себя взяла.
— Ты большая уже. Сама знаешь, рождаются дети. Как у козы козлята и котята у кошки. Так и у человека.
— Это родить. А взять?
— Что ты, доченька, говоришь такое?
— Ну ладно, хватит. — В комнату, вытирая полотенцем руки, вошёл Иван. — Разговор не просто так зашёл. Да, Наталка? Услышала чего?
Наташа, путаясь и сбиваясь, рассказала о своих сомнениях. Маша так и села. Вот те раз. Как же свекровь оговорилась, ведь знала, что тайну эту они пуще глаза берегут. А Иван выслушал, посадил дочь на колени и заговорил.
— Понимаешь, Наталка, не всегда дети с теми родителями живут, у которых родились. Бывает и так: кто-то ребёночка очень хочет, да не рождается он, хоть убей. А у некоторых родится, да только не нужен он им совсем. Видно, путаница какая-то на небесах происходит. Мы с мамой такую дочку, как ты, долго искали. Оказалось, есть такая девочка, которая тоже нас ждёт. По ошибке попала не к той женщине, а той до неё и дела нет. Она вообще детишек не хотела. Несправедливо? Несправедливо. Посмотрели знающие люди вокруг: непорядок. Надо, чтобы всё правильно было. Спрашивают нас: хотите такую дочку? А как не хотеть. Она же наша, мы её не видели ещё, а уже полюбили с мамой. А когда увидели, сразу поняли: так и есть, своя, родная. Нашлась, значит. Ты же не зря Трофимова Наталья Ивановна у нас.
— А та мама, она меня этим людям отдала?
— Как не отдать? Раз она тоже поняла, что ошибка вышла. Вот потеряешь ты, к примеру, своего зайца Степана, а дед Агафон найдёт. Ну зачем ему Степан? А ты Стёпку своего любишь, плакать без него будешь. Разве же он не отдаст? Да отдаст, конечно.
— А она меня обратно не заберёт? — Девочка с тревогой посмотрела на отца.
— Не заберёт. — Твёрдо сказал Иван. — Мы с мамой никогда в жизни тебя никому не отдадим, потому что любим очень. Поняла?
— Поняла. — Кивнула Наташа.
К ночи, уложив Наташу, Мария вернулась в комнату.
— Ну ты, Ваня, прямо в лоб ребёнку. Уж если взялся рассказывать, надо было помягче как-то.
— Я университетов не заканчивал. — Нахмурился Иван. — Как сумел, так и объяснил. Наталка — девчонка с головой, разберётся. Пусть так. Если уж она смекнула, что мать моя оговорилась, то представь, что будет, если кто чужой ей напрямик скажет. Давно надо было.
— И про зайца ты, конечно, загнул.
— А как сказать, чтобы ребёнок понял? Может, и загнул малость, зато наглядно.
Наташа обнимала зайца и никак не могла заснуть, не понимая, случилось что-то или нет, и прислушиваясь к себе. Ведь она любит маму и папу по-прежнему. И они её. Родители очень хорошие, Наташа никаких других не хочет. Хорошо, что она досталась именно им.
Она погладила длинные заячьи уши, прижала к себе игрушку и прошептала.
— Никому тебя не отдам. Понял?
Закрыла глаза, и с последней ускользающей мыслью уснула. В самом деле, зачем её Степан деду Агафону?
* * * * *
После того как Наташку забрали инспекторша с участковым, началась у Тоси весёлая жизнь. Никто больше не будил её по ночам, не нудел над ухом. Не надо было думать, чем кормить постоянно голодную дочь. И возвращаться домой было тоже необязательно. Несколько раз Тося уезжала в увлекательное путешествие с дальнобойщиками. С ними было интересно. Мелькали за окном различные картины, мужики попадались всё больше не жадные, кормили от пуза и наливали, чтобы Тося была сговорчивее.
Лишь однажды попался какой-то неадекват. Решил Тосю избить. Заводит, мол, его это. А она возьми да и хрясни его по голове гаечным ключом. И всё. Следователь и слушать не стал, что она защищалась. Сказал, что если бы Тося у мужика этого деньги не спёрла, можно было дело по-другому повернуть, а тут говорить нечего.
Что же, в тюрьме тоже люди живут. Тося даже машинку швейную освоила и в распорядок почти втянулась. Ей не страшно это, она привычная, в интернате сколько времени провела.
Когда вернулась, дом обветшал совсем. Двор бурьяном зарос по самые окна. Увидела Тося и едва не завыла с тоски. Кое-как расчистила двор, хотела кого-нибудь из прежних ухажёров привлечь, чтоб двери и окна поправили, но бабы в деревне начеку были. Как прознали, что вернулась она, велели своим мужикам подальше от уголовницы держаться. Да те и сами не слишком стремились к Тоське. Кому охота по голове получить.
Огород сажать или работать она не приучена, а есть что-то надо. Это раньше деревенские захаживали к ней с выпивкой да закуской, а сейчас и смотреть в Тосину сторону боятся. В городе познакомилась с таким же, как сама, горемыкой. Серёга после отсидки промышлял мелкими кражами и Тосиной биографии не испугался. Хоть и не сильно рукастый, но всё же мужик. Подправил немного дом, да и денег из города привозил. Теперь такой жизнью Тося была довольна.
Наташе к тому времени уже десять исполнилось. Красивая росла девочка и на Тосю похожа.
И надо было случиться такому, что вернулся в посёлок Михаил. Тётка его умерла несколько лет назад, он тогда приехать не мог. Вера хоронила родственницу, хоть и не простила мужу прошлой измены. А сейчас мужчина раздумывал: продать ему дом и вернуться туда, где жил и работал он последние годы, или же поселиться в тёткином доме, чтобы быть поближе к сыновьям. Младшему тринадцать всего, жена говорит, совсем от рук отбился.
Решил приехать, пожить, посмотреть на месте, как оно складываться будет. И на второй день встретил в магазине Ивана. Тот держал за руку девочку. Михаил посмотрел и вздрогнул: перед ним, держа в руках кулёчек с конфетами, стояла маленькая Тося. Значит, Иван не забыл тот их разговор.
— Здорово, Иван Петрович! — Улыбнулся он. — Сколько лет, сколько зим? Дочка?
— Дочка.
Михаил почувствовал, как напрягся собеседник.
— Как зовут такую красавицу?
— Наташа. — Девочка улыбнулась. — Наталья Ивановна Трофимова. Пап, а можно я на улице с девочками побуду? Я их конфетами угощу.
— Иди, Наталка. Маме конфет оставь.
— Хорошо! — Девочка выскочила за дверь.
— Спросить что-то хочешь? — Иван испытующе смотрел на старого знакомого.
— Да нет. И так ясно. Как дела у тебя, Иван?
— Хорошо, как видишь.
— По-прежнему Иван да Марья?
— Да. Вот дочку нашу с Машей воспитываем.
Он сознательно подчеркнул «нашу» и Михаил кивнул.
— Понял. Ты чего напрягся так, Петрович? Я зла не хочу.
— Надолго в посёлок? — Вместо ответа спросил Иван.
— Не решил ещё. Будет зависеть от того, что Вера скажет.
— Не смягчилась?
Михаил пожал плечами.
— Съезжу, узнаю. Упрямая она. Ведь одна живёт, а простить никак не может.
* * * * *
И поехал. Подарки привёз. Только старший сын в городе у девушки своей остался, а младший подаркам обрадовался, перекинулся с Михаилом парой слов и умчался на улицу мальчишкам хвастаться.
— Как живёте, Вера?
— Хорошо живём. — Вера вымешивала тесто, сильно налегая на него руками. — А ты всё по свету мотаешься?
— Почему по свету? Я на работу, да к вам вот приезжаю.
— Мог бы и не приезжать. Алиментов хватило бы. Тем более, что на Сашу уже и платить не надо. Гришка только остался.
— Вер, тебе же тяжело с ним. Характер у парня какой.
— Мне, Миша, тяжело было, когда Сашка болел, а Гришка трёхлетний за юбку цеплялся, шагу ступить не давал. Когда я с температурой под сорок дрова рубила, чтоб дети в доме не помёрзли, а ты у Тоськи в постели грелся, заразу за другими подбирал и мне и детям своим в дом её нёс. До сих пор противно.
— Не простила, значит?
— А за что мне тебя прощать или не прощать? Ты сам свой путь выбрал. Мне это не подходит. Если мальчишки хотят с тобой встречаться, пожалуйста. Но меня больше в свою жизнь не тащи. Я теперь одна привыкла.
Михаила словно обухом огрели. Он надеялся, что Вера оттаяла, она же выручила его с похоронами, что у него снова будет семья. А она смотрит на него с каким-то даже отвращением, словно он действительно испачкался в чём-то грязном. Ему вдруг стало обидно. Будто другие люди не ошибаются, будто она сама всю жизнь всё делала правильно, что теперь с таким презрением смотрит на него. Если так, то Тоська куда честнее их всех. Хотя бы не строит из себя.
— Выпить есть?
Получилось требовательно и грубо. Она с силой шлёпнула в миску комок теста.
— Не держу. У меня сыновья растут. Пусть своим жёнам со светлыми головами достанутся, а не пьянью-рванью.
— Это ты про меня так? — Михаил вскочил. — Да иди ты, Вера!
— Это ты, Миша, иди! И прежде чем вваливаться вот так, предупреждай в другой раз!
В деревне у них бутылку при желании найти всегда можно. Взял две. А что, деньги есть. Пока шёл к Тоськиному дому, не один раз приложился к горлышку. Она долго смотрела на него, но в дом не впустила.
— Что ты хотел? У меня сейчас человек из города приедет.
Михаил, уже изрядно заведённый, вспылил. Стоит перед ним алкоголичка, зечка бывшая, и та его, нормального мужика с деньгами, гонит, как и Верка.
— Такая, значит, стала, да? А твой «человек» знает, что через тебя все окрестные сёла прошли?! Что ты сына загубила, а дочь твою в посёлке чужие люди воспитывают? Что, продала Наташку, как и хотела? Всё он про тебя знает?!
Но Тоська развернулась и ушла в дом. А он, покачиваясь, поплёлся восвояси, кляня подлую женскую натуру.
Серёга приехал злой.
— Едва не приняли. — Пожаловался он. — Теперь отсидеться надо, Тоська. Нельзя мне в город пока. Только вот денег нет совсем.
«Продала Наташку?» — Вспомнила она. Если бы. Отняли кровиночку. Тоська рожала, мучилась, а они на готовенькое. Ну ничего.
— Ничего, Серёга. — Пробормотала она, опрокидывая очередную рюмку. — Будут деньги…
— Ребята, смотрите, какой у Наташи рисунок красивый получился! — Ольга Сергеевна подняла вверх листок.
Класс уважительно загудел.
— Наталка лучше всех рисует! — Выкрикнул рыженький Андрей. — Тётя Маша здесь как настоящая. А у меня красиво, Ольга Сергеевна?
— Красиво, Андрюша. — Похвалила учительница.
— А у меня? И у меня посмотрите! — Зазвенели голоса.
— Знаете, на самом деле сегодня у всех получились замечательные рисунки. Мама ведь не может быть некрасивой, правда? Она всегда самая лучшая. Посмотрите каждый на свой листочек, какими нарядными и добрыми вы нарисовали мам. На ваших рисунках все они улыбаются. Хотели бы, чтобы мамы всегда улыбались?
— Да! Да!
— Тогда и радовать их надо не только в праздники. Вы каждый день можете и учиться хорошо, и по хозяйству помочь дома, и слово доброе сказать. Вам нетрудно, а мама будет чаще улыбаться. Ну всё, урок окончен. Сдавайте рисунки для выставки.
— Ольга Сергеевна, — сдавая свой листочек, спросила Наташа, — а можно я дома ещё бабушек нарисую? Они ведь тоже мамы. Только для родителей.
— Нарисуй, Наташа. Конечно, нарисуй. Это хорошо и правильно. Ребята, если ещё кто-то захочет нарисовать бабушку или сестрёнку, приносите свои рисунки.
— А тётю можно? — Поинтересовался Андрюшка. — А то у меня бабушки нет!
Все засмеялись.
— Можно и тётю. Этот праздник называется женским днём, поэтому всем женщинам будет приятен такой подарок.
— Ольга Сергеевна, а вас можно нарисовать? — Спросил кто-то. — Вы ведь тоже женщина!
— Можно. — Улыбнулась Ольга Сергеевна. — Я тоже буду рада.
Толкаясь и переговариваясь, дети выходили из класса.
— Ты почему сказал, что я лучше всех рисую? — Спросила Наташа у Андрея.
— Потому что лучше. — Андрюшка смутился и мотнул головой, как телёнок, у которого чешутся пробивающиеся рожки.
— Потому что он влюбился! — Крикнула, пробегая мимо, задиристая и ехидная Танюшка. — Тили-тили-тесто!
— Ты чего дразнишься? — Наталка нахмурилась. — Тоже мне подружка! А ты, Андрей, почему молчишь?
— Да пусть. — Мальчик махнул рукой. — Батя говорит, что бабье дело такое — болтать. Не стоит связываться.
— Мы не бабы, а девочки. — Сердито оборвала Наталка. — А мамы — женщины. Слышал, что Ольга Сергеевна говорила? Что надо уважительно относиться. И не ходи за мной!
Она увидела, как Танюшка, уже выскочившая на улицу, почему-то вернулась и машет ей рукой.
— Чего тебе? Опять дразниться будешь?
— Наталка, там какая-то тётка! — Глаза Танюшки расширились. — Она про тебя спрашивала. Говорит: «Ты Наташу знаешь?» Я говорю: «А что?» А она: «Мне с ней поговорить надо». А я обратно в школу убежала, чтобы предупредить. Вон, смотри, она у забора стоит. Страшная, да?
И Танюшка ткнула пальцем в сторону окна.
Женщина стояла чуть в стороне от входа и смотрела на школьное крыльцо. Она зябко поводила плечами, кутаясь в непонятного цвета пальто, и нервно переступала ногами, которые, должно быть, мёрзли в тонких куцых сапожках. Она не была страшной, как говорила Танюшка, просто очень худой, и лицо у неё было какое-то странное.
Наташа раньше не видела пьющих людей, на лицах которых уже появился тот характерный след, который выделяет их из общей толпы, но сердце тревожно забилось, и девочка отшатнулась назад, словно незнакомка могла увидеть её через стекло.
— Может быть, она вообще не про меня спрашивала? — Прошептала Наташа. — В школе же другие Наташи есть.
— А чего тогда она именно меня спросила? — Делая «страшные» глаза, возмутилась Танюшка. — Нет, Наталка, она точно тебя ждёт.
— Я не хочу с ней разговаривать. — Жалобно сказала Наташа подружке. — Я её не знаю.
— Давай не будем выходить. — Решила Танюшка. — Постоит и уйдёт.
— Ага. А если она сюда зайдёт? — Прошептала Наташа. — Увидит, что я не вышла, и пойдёт искать.
Лицо Танюшки вытянулось. Она задумалась и вдруг схватила Наташу за руку.
— Идём!
— Куда?
— С той стороны дверь есть, где хлеб для столовой разгружают.
— Но она же закрыта всегда.
— А мы тётю Галю попросим, она откроет.
— И что мы ей скажем? — Наташа чуть не плакала. — Что там чужая тётка? А вдруг она скажет, чтобы не говорили глупостей, а шли и разговаривали.
— Да идём, не бойся. — Глаза Танюшки заблестели от неожиданного приключения.
Он пробежали мимо столовой в конец коридора. Уборщица мыла полы.
— Тётечка Галечка, здравствуйте! — Танюшка умильно улыбнулась.
Женщина оперлась на швабру и с интересом посмотрела на девочек.
— Ну здравствуйте.
— Тётя Галя. — Умоляюще попросила Наташа. — А вы можете нас выпустить через эту дверь?
— Это ещё зачем? — Нахмурилась уборщица.
— Мы с мальчишками в сыщиков играем. — Затараторила Танюшка. — А они нас на крыльце караулят. Поймают же! Ну, тётя Галя!
Лицо женщины разгладилось. Дети есть дети. Её сын Володя далеко сейчас. А то тоже бывало играл с ребятишками в такие игры. И штаб строили, и записки прятали какие-то.
— Ладно. — Кивнула она. — Выпущу. Только не говорите никому, а то мне от директора попадёт.
— Мы не скажем! — Танюшка даже руку к сердцу приложила для убедительности. — Спасибо!
— Ну бегите! — Женщина открыла и снова закрыла дверь. Покачала головой, улыбаясь и думая о своём. Пусть играют. Детство быстро проходит. Скоро они с этими мальчишками будут целоваться тайком весенними вечерами. А пока догонялки и игры в сыщиков…
— Куда теперь? — Спросила Танюшка, когда они выбежали на улицу за школой.
— А к тебе можно? — Наташе инстинктивно хотелось спрятаться не дома, не у бабушек, а совсем в другом месте. Она, как испуганный зверёк, стремилась увести хищника от своего убежища.
— Давай. — Согласилась Танюшка. — Мамка на работе, а бабушке скажем, что уроки будем вместе делать.
Но с уроками у них не ладилось. Они то и дело возбуждённым шёпотом обсуждали странную незнакомку.
— Ты только никому не говори. — Попросила Наташа.
— Почему? — Удивилась Танюшка.
— Не знаю, просто…
Она действительно не знала. Было тревожно и немного страшно. И одновременно любопытно, но в этом девочка боялась признаться даже себе самой, не то что подружке. Вдруг эта женщина та самая, о которой говорил папа? Та, у которой она родилась и которая отдала её потом. Если так, то хорошо. Мама и папа гораздо лучше, чем эта незнакомка в старом пальто и нелепых сапогах. А может быть, Танюшка всё же ошиблась, и женщина искала совсем не её…
— А ты как домой пойдёшь? — Прервала её мысли подружка.
Наталка растерялась. Потом решила.
— Я к маме на ферму побегу. А домой уже вместе.
— Правильно. — Согласилась Танюшка. — При маме эта тётка к тебе лезть не будет.
Когда Маша увидела дочь, испугалась. В том, что Наталка пришла к ней на работу, не было ничего странного, но она сразу почувствовала волнение девочки.
— Доченька, случилось что-то?
Наташа обхватила её руками, уткнулась лицом в одежду, вдохнула родной запах.
— Мамочка, я тебя так люблю!
— И я тебя, Наталочка. В школе всё хорошо? А дома?
— Хорошо. Мы сегодня рисунки для выставки сдавали. А я ещё рисовать буду. Бабушек и, может быть, даже Ольгу Сергеевну.
Наташа говорила, говорила, только чтобы заглушить мысли о дневном происшествии.
— Мамочка, а папу подождём?
— Нет, солнышко, папа сегодня задержится. Там авария у нас. Линия подачи из строя вышла. Так что поздно придёт.
Они шли домой, держась за руки, и теперь Наташе совсем не было страшно. Она смотрела по сторонам, но странной женщины видно не было, и она по-детски наивно решила, что Танюшка всё же что-то напутала.
* * * * *
Тосю потряхивало от раздражения. Она прождала маленькую мерзавку, побежавшую звать её дочь, на пронизывающем мартовском ветру, но та так и не вышла. А Наташку, как ни вглядывалась в толпу детей, узнать не смогла. Девять лет прошло. Это тебе не кот чихнул.
Расспрашивать кого-то из поселковых она не решилась. Для её плана не надо, чтобы кто-то запомнил Тосю. Дети есть дети, они, если и будут что-то говорить, то не очень-то их и слушают. Почему-то женщине казалось, что она должна узнать свою дочь. Школа в посёлке невелика. Десятилетних девочек в ней наверняка тоже не так много. Что ж, одна неудачная попытка — это ещё не провал.
Она решила возвращаться обратно в деревню. Не будешь же под забором спать. Погода тоже словно издевалась над ней, но в Тоськиной жизни бывали дни и похуже.
— Думаете, отступлю? — Бормотала она, двигаясь к дороге. — А выкусите вы все. Всё равно разыщу.
Теперь она решила приехать прямо с утра. Встретит эту зловредную девчонку и уж найдёт, что ей сказать, чтобы та, как миленькая, привела ей Наташу. Но получилось всё даже лучше, чем она рассчитывала.
Когда домой добралась, увидела у двора машину. Старая, видно, что крашеная. Такой в деревне вроде и нет ни у кого. Значит, к Серёге кто-то из города приехал. Так и оказалось.
— Знакомься, Тоська, кореш мой, Валентин. Валет, соответственно. А это, Валёк, баба моя. Скрашивает тяжёлые будни и в празднике не откажет, коль попросить. Ты как, Тось, насчёт того, чтобы Валет у нас здесь пожил?
— Да пусть живёт. — Махнула рукой женщина. — Жалко, что ли.
А когда наевшийся и изрядно выпивший гость уснул, шепнула Серёге.
— Ты б машину попросил у него. Завтра в посёлок утром съездить.
— На что тебе туда?
— Дочь у меня там. Когда маленькая была, забрали какие-то. Если девку разыскать, можно денег добыть, Серёга. Пусть заплатят, если не хотят, чтобы я в жизнь их лезла.
— Думаешь, согласятся?
— Сделаю так, чтобы согласились.
— Рано надо тебе?
— Рано.
— Тогда чего просить. У нас много чего в жизни на двоих было. Ключи вот они, а Валет раньше обеда не проснётся. Он спать здоров. Я тебя сам отвезу.
Дочь Тося узнала сразу, словно себя саму увидела на старой интернатовской фотографии. Только у Наташи в глазах не было той затравленности и злого отчаяния, которое когда-то светилось во взгляде маленькой Тоси. И волосы были длинные и блестящие, а не топорщились сиротским ёжиком, чтобы не надо было заплетать. Одета Наталка была скромно, но элегантно, как маленькая куколка.
Увидела Тосю и замерла, испуганно распахнув глаза.
— Ну здравствуй, доченька. — Она потянула дочь за рукав в ближайший от школы проулок, и девочка безропотно шагнула за ней.
— Не знала, небось, что у тебя ещё и другая мама есть?
— Знала. — Наташа смотрела на свою биологическую мать, как кролик на удава.
— И что же они тебе про меня сказали?
— Н-ничего… — Пролепетала девочка. — Что вы меня отдали. Поняли, что вам дети не нужны.
— Врут!
Девочка вздрогнула. Тося заставила себя не кричать.
— Они отняли тебя. — Она жалобно сморщилась. — Мы бедно жили. А у них деньги были. За деньги всё купить можно. Вот они и заплатили кому надо. А я все эти годы даже не знала, где ты, как живёшь.
— Я хорошо живу. — Растерялась Наташа. — Мама и папа меня любят. И я их.
— Мама… — Тося с трудом выжала слезу. — А я? Я — твоя настоящая мать, у которой украли её доченьку. Ты такая красивая выросла, и одежда эта тебе идёт.
— Это мама шила. — Наташа засунула руки в карманы тёплой курточки.
— Я ведь тоже шью. — Тося всхлипнула. — С утра до ночи за машинкой сидела. Сидела и мечтала встретиться когда-нибудь. Они увезли тебя и мне не позволяли видеть.
Наташе вдруг стало жалко незнакомку. А ведь они и правда похожи с этой женщиной. Значит, она не врёт. Тогда получается, что это мама и папа её обманывали? Неужели такое возможно? Девочка окончательно растерялась. Видя, что Наташа начинает паниковать, Тоська спохватилась. Не хватало ещё, чтобы девчонка разнюнилась. Да и Серёга в машине нервничает уже.
— Праздник скоро. — Подпуская слезливости в голос, ещё с большей убедительностью начала она. — Мамин день. А меня за всю жизнь и поздравить некому было. Доченька, Наташенька, ничего не надо больше, поедем к маме в гости. Я в соседней деревне живу. Самый дорогой подарок будет.
— Надо… — Наташа запнулась. Она хотела сказать, что надо спросить у мамы, но окончательно запуталась и договорила. — Надо дома спросить.
— Не надо. — Тося прижала руки к груди. — Расстроится теперешняя мама твоя. А я не хочу. Я же благодарна ей, что она доченьку мою вырастила. Мы на машине съездим, Наташенька, туда и обратно. Родители ведь на работе сейчас?
Девочка кивнула.
— Так мы до их прихода обернёмся. Они и не узнают ничего.
— А школа как же? — Наталка цепенела всё больше от страха и абсурдности ситуации и не находила сил возразить, а ещё лучше убежать туда, где всё понятно и просто.
— Один денёчек не страшно. — Тоська увлекала девочку за собой туда, где стояла машина. — Один денёчек.
Наташа шла послушно, словно под гипнозом, не понимая, как следует себя вести с родной матерью и не решаясь ей возразить.
— Чего долго так? — Серёга мельком глянул на девочку и заметил. — Копия ты, Тось. Ты что же, тоже такая красивая была?
— Поехали. Нам до вечера вернуться надо. Верно, доченька?
Наташа торопливо кивнула. Машина увозила её всё дальше от дома, а она замирала от ужаса, осознав наконец, что с ней произошло.
— Здравствуйте, ребята! Садитесь. — Ольга Сергеевна оглядела класс. — А Наташа где? Заболела?
Дети запереглядывались.
— Вчера она не болела. — Растерянно прошептала Танюшка.
— Таня, пожалуйста, после уроков зайди к Трофимовым, проведай Наташу. И задания ей отнесёшь.
— Не болеет Наталка, Ольга Сергеевна! — Андрей вскочил. — Я её утром видел. Издалека, правда. Она к школе шла! Я догнать хотел, но у нас Полкан во дворе отвязался. Мать поймать велела. Я пока ловил, чуть не опоздал.
— Может быть, вернулась домой? Забыла что-то. — Задумчиво произнесла учительница.
— А давайте я сбегаю, посмотрю. — Андрюша уже поглядывал на дверь. — Я быстро, Ольга Сергеевна!
— Подождём, Андрюша. Если вернулась за чем-то, то скоро придёт. А нет, на перемене сбегаешь.
— А вдруг её эта тётка поймала? — Танюшка чуть не плакала. — Вчера мы убежали, а сегодня нет.
— Какая ещё тётка? — Встревожилась учительница. — Таня, ну-ка рассказывай быстро!
Танюшка, захлёбываясь словами, протараторила о странной женщине, которая вчера ждала Наталку у входа в школу.
— Так. Ясно. Андрей, добеги всё же до дома Трофимовых. Вдруг Наташа там. А я к директору. Надо на ферму позвонить, предупредить родителей, что девочки в школе нет. Посидите тихо, я сейчас вернусь…
— Господи, доченька моя! — Маша гневно смотрела на Ивана. — Не прощу тебе этого, Ваня! Ты всё это время знал, что её мать живёт совсем рядом, и молчал?! Надо было уезжать тогда. На юг, на север! Завербоваться куда-нибудь.
— Ты же сама не хотела, Маша! Говорила, что родные все здесь. И люди в посёлке, каких поискать. Наталку все любят.
— Но я же не знала, Иван! А ты знал! И всё это время меня обманывал!
— Но мне говорили, что есть тайна усыновления. Что эта женщина не узнает ничего. Да и Наташе мы уже рассказали всё.
— Вот именно рассказали! И она знает, что у неё есть родная мать. А мы не знаем, что она ей наплела! Наталка — добрая девочка, дружелюбная. Слова плохого никому не скажет. Мы сами с тобой учили её, что с людьми по-доброму надо! Научили!
— Машенька, ну сейчас милиция приедет. Они во всём разберутся. Найдут Наталку.
— Какая милиция, Ваня? Самим надо искать! Ты же знаешь, где она живёт, да? Знаешь ведь?
— Маша, я девять лет назад там был. Может, она уехала давно.
— А может, нет! Наталка мне слезами и страданиями досталась. Я всё делала, чтобы доченька счастливой росла. И свою девочку никому не отдам! Беги к Николаю, проси, чтоб отвёз!
* * * * *
— Далеко ещё? — Наташа испуганно прижимала к себе портфель, в котором, кроме учебников и тетрадок, еле поместился заяц Степан. Сегодня после уроков они должны были репетировать танец для праздника с игрушками. Наталка наотрез отказалась брать куклу.
— Это же мы с мамой вместе сшили! — Убеждала она Ольгу Сергеевну. — А танец для мам. Ей приятно будет.
И вот сегодня взяла Степана с собой, чтобы учительница убедилась, какая это замечательная игрушка. Совсем не хуже куклы.
— Нет, доченька, близко уже. — Тоська не испытывала к девочке никаких чувств, но старалась, чтобы голос звучал ласково. Такую лаской да на жалость взять проще.
— Я только посмотрю, как вы живёте. И обратно поедем, да?
— Только посмотришь. Погостишь немного у мамы.
Наташа с удивлением смотрела на старый покосившийся дом.
— Это вы прямо здесь живёте? — Простодушно спросила она. — Разве бывают такие дома?
— Бывают, дочка, бывают. Когда человек один, а помочь ему некому.
Наталка покосилась на мужчину, что раньше был за рулём, но ничего не сказала. Папа всегда всё делал сам, и забор, и ступеньку поправлял, когда та сломалась. Почему же этот дядя не может? Не умеет, наверное.
На пороге девочка остановилась, поражённая беспорядком и грязью внутри едва ли не больше, чем внешним видом дома. На кровати, укрытый старым потрёпанным одеялом, спал ещё один человек.
— Валет! — Окликнул Серёга. — Ты вставать-то будешь? Гости у нас.
Человек был страшным. На руках и груди у него красовались синие наколки. Наташа знала, что это такое. У папы на руке были две маленькие синенькие буквы «И» и «М». Когда она спросила, он смутился.
— Наколка это, дочка. В армии по глупости сделал. Хотел, чтоб мама и там со мной рядом была, видишь: Иван да Марья. Потом пожалел уже, да поздно. Человека в сердце носить надо, а не кожу портить.
А человек был весь испещрён странными рисунками. Выглядело это неприятно, и Наташа отвернулась.
— Это ещё кто? — Сипло спросил он.
— Дочка это моя, Наташа. — Торопливо доложила Тоська. — В гости приехала.
— У тебя чего, ещё и дети есть?
— Одна она у меня, кровиночка. И ту злые люди отобрали, другим отдали. Только вот разыскала. Из посёлка привезли.
— Привезли? — Он поднялся и недобро посмотрел на Серёгу. — Ты что, машину брал?
— Валет, ты чего? — Удивился Серёга. — Ничего с твоей машиной не сделалось. Стоит у двора.
Мужчина окинул всех мрачным взглядом. Тоном, не терпящим возражений, бросил Тоське.
— Девку убери!
Та не рискнула спорить, втолкнула дочь в небольшую комнатку рядом со входом.
— Побудь тут. Куртку сымай.
Наташа присела на жёсткий грязный топчан, послушно сняла курточку, вытащила из портфеля своего зайца и уткнулась в него лицом. В глубине дома ругались. Человек с наколками говорил что-то тихо и зло. До девочки долетали лишь обрывки фраз «мусора», «в угоне», «заметут».
Когда мужской голос сменился женским, более громким и высоким, она встала и подошла к двери. Приоткрыла совсем чуть-чуть.
— На кой тебе девчонка?
— Так деньги нужны, а не она! Сам знаешь, Серёге сейчас в город ни-ни. А эти пусть платят, если хотят, чтобы я больше не появлялась, Наташку к себе не приваживала. Она девка жалостливая, мамку не бросит. Вот поеду, скажу им, что дочь у меня.
Значит, эта женщина обманула её. Правду папа говорил, не нужна ей Наташа. Ни раньше, ни сейчас. И искала она её только для того, чтобы родители заплатили ей деньги. А ведь Наталка на минутку поверила, что этой настоящей «маме» нужна её забота, как Ольга Сергеевна рассказывала.
— Я домой хочу. — Прошептала она, прижимаясь губами к длинным ушам зайца.
— Да что ж вы, бабы, д.у.р.ы. такие! Они ж к мусорам побегут раньше, чем ты деньги с них стребовать успеешь. Да ещё нас с Серёгой повяжут здесь! Валить надо.
— Так меня не видел никто! — Тоська для убедительности руки к груди прижала. — Только девчонка одна. Да кто ж ей поверит.
— Мозг пропила, алкашка? А дочь твоя?! Она ж первая тебя и сдаст! Это похищение человека! Срок!
Он кричал, уже не сдерживаясь, Наташе стало совсем страшно. Папа и мама на работе до самого вечера. Они даже не знают, что дочери нет в посёлке. Что, если эти люди не вернут её домой? Надо бежать, пока они ругаются.
Девочка выскользнула на крыльцо и помчалась прочь, прижимая к себе зайца. Портфель и куртка с шапочкой так и остались в доме. Она бежала, думая только об одном, что будет, если вдруг страшный человек с наколками догонит её.
Заметив на крыльце одного из домов старушку, Наталка бросилась к ней.
— Бабушка! Бабушка! Помогите!
— Деточка! — Старушка засеменила к калитке. — Что случилось? Божечки, и раздетая совсем. В дом, в дом иди!
Уже находясь в тепле, усаженная за стол и напоенная чаем, Наталка рассказывала бабушке, кто она, откуда и как оказалась в совершенно незнакомой деревне.
— Вы только им не говорите, что я здесь. — Девочка заглядывала хозяйке в глаза.
— Не скажу! Не скажу, не бойся. Да что ж это на свете делается!
* * * * *
Николай гнал свой грузовик по трассе.
— Поворот не проскочи! — Иван напряжённо вглядывался в дорогу, словно пытаясь увидеть пропавшую дочь, а Маша сидела, отвернувшись от мужа, не в силах простить ему давний обман.
— Не проскочим. — Водитель притормозил, пропуская выезжающую на дорогу старую машину. — Вот он. Если легковушка проскочила, значит, дорогу не развезло ещё, проедем.
— Вот он, этот дом! — Иван выскочил из кабины, помогая выбраться жене.
— Господи, какой сарай! — Простонала Маша, торопясь ко входу. — Наталка! Доченька!
Иван забарабанил кулаком по двери, и она неожиданно открылась.
— Не заперто. Наташа!
Но дом был пуст. Грязь, следы бесконечных пьянок. Маша беспомощно оглянулась.
— Бедная моя девочка. Если она попала к этой женщине…
— Нет здесь Наташи. Похоже, ошиблись мы. — Иван вздохнул. — Поехали.
Выходя из дома, Николай толкнул боковую дверь, глянул мельком и шагнул внутрь.
— Наталкина, Петрович? — В руках он держал курточку. — И портфель там.
Маша побледнела и едва не потеряла сознание.
— Наташа…
— Тише, тише, Маш. — Николай нахмурился. — Это не значит ничего. Ну была здесь Наталка. Значит, ушли куда-то.
— Ушли?! Ребёнок раздетый, Николай!
— Значит, уехали. Слышь, Иван Петрович, похоже, та легковушка не просто выезжала. Ты номера не запомнил?
— Да я и внимания не обратил.
— Тогда нам к участковому местному надо. Может быть, он в курсе.
Худощавый черноглазый участковый остановил взгляд на Маше.
— Мать?
Маша побледнела ещё сильнее и быстро кивнула.
— Твоя, значит, Терехова Наталья Ивановна? Ты уж не ругай её сильно. А то в зайца своего вцепилась. Сидит, боится, что мама расстроится.
— Так она у вас? — Из глаз Маши покатились слёзы.
— У сельчанки нашей Марфы Васильевны. Девочка к ней раздетая прибежала. И с зайцем. — Улыбнулся он. — Одеться забыла, а его нет. Говорит, с мамой вместе шили. Она всё рассказала. В поселок ваш я уже позвонил.
Теперь Маша плакала, не стесняясь. Иван бережно держал её за плечи.
— Машина, которую описала девочка, скорее всего, числится в угоне. Номера она не видела, остальное проверяем. И вот ещё. Рисует она у вас хорошо. Не фоторобот, конечно, но людей, что с Тоськой были, нарисовала вполне узнаваемо. Серёга и Валет, говорит. Передадим информацию товарищам, пусть проверяют.
Пока Наташу забирали, пока девочку милиционеры расспрашивали, Иван и Маша не разговаривали почти. Никак Маша не могла перестать на мужа сердиться.
— Мамочка, папа! Ну не ругайтесь! — Просила Наташа, обнимая обоих сразу. — Я сама виновата. Не знала, как быть, если другая мама просит.
— А у нас почему не спросила? У меня? — Маша прижимала к себе девочку.
— Волновать не хотела. — Вздохнула Наталка. — Сначала думала, что вдруг Танюшка ошиблась. А потом она, та мама, сказала, что не хотела меня отдавать и что она одна совсем, даже некому с праздником поздравить… Я только потом услышала, что она хотела, чтобы вы с папой ей денег дали… А я ей не нужна…
— Наташенька, обещай, что не будешь верить всему, что говорят чужие люди.
— Никому верить нельзя? Людям не верить? — Растерянно спросила девочка.
— Как тебе объяснить? Верить надо, но не всему. И если есть сомнения, надо спросить того, кому ты точно доверяешь. Поняла?
— Поняла. — Кивнула Наташа. — Мамочка, помиритесь с папой! Я вас очень люблю!
* * * * *
Свою биологическую мать Наташа никогда больше не видела. Тоська получила очередной срок. Потом в стране начались лихие времена, и женщина сгинула, словно и не было её.
А Иван да Марья так и остались жить вместе. И когда однажды Иван тяжело заболел, Наташа вместе с Марией прошли все круги ада, но поставили его на ноги.
— Деда Ваня! Смотри, как я умею! — Наталкин сынишка Петя взлетает вверх уже на новых качелях, которые сделали для него папа и дедушка.
— Петя, осторожно! Ты с ума меня сведёшь! — Ахает Маша, глядя на бесстрашного внука.
— Ничего, мамочка, Петька у нас настоящий мужчина. — Наташа обнимает обоих родителей. — А у меня для вас новость. Мы с Андрюшей решили удочерить девочку. Так что скоро у вас ещё и внучка появится.
— Наташенька! — Маша прижимает руки к щекам. — Как же вы решились?
— Решились, мама. И Андрей поддержал. У вас же получилось сделать меня самой счастливой дочерью. Вот и мы хотим подарить кому-то семью. Поможете?
— Ну что, Вань, сдюжим мы с тобой ещё одну Наталку? — Смеётся Маша.
— Справимся. — Солидно кивает Иван Петрович. — Опыт есть.
Наташа смотрит на них с нежностью. «Иван да Марья. Родные мои». — Думает она. — «А сколько вас таких, кто жил свою жизнь просто и честно, работал, растил детей, хранил любовь и верность друг другу. Продолжайте и дальше жить в своих детях и внуках. И пусть никогда не оскудеет земля наша добрыми людьми».
«Гляжу в озёра синие,
В полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею,
Единственной зову.
Не знаю счастья большего,
Чем жить одной судьбой:
Грустить с тобой, земля моя,
И праздновать с тобой.
Красу твою не старили
Ни годы, ни беда,
Иванами да Марьями
Гордилась ты всегда.
Не знаю счастья большего,
Чем жить одной судьбой:
Грустить с тобой, земля моя
И праздновать с тобой».
(Автор слов: Игорь Шаферан)
Автор Йошкин Дом
