Поль вскочил и потрусил к двери.
— Ты что там услышал, мальчик? — Вера Игнатьевна сделала звук тише и тоже прислушалась. Нет, тишина. Но пёс стоял, уткнувшись в дверь носом, и она подошла. Глянула в глазок — никого.
— Поль, ты гулять захотел, что ли? — Удивилась женщина. — Я же недавно водила тебя. Теперь вечером. Терпи, дружок. А то Саша вернётся, скажет, разбаловала я тебя. Ему некогда с тобой по три раза гулять.
Услышав имя любимого хозяина, пёс оторвался от своего занятия и посмотрел на Веру Игнатьевну из-под длинной чёлки умными тёмными глазами.
— Господи, настоящий хипстер. — Вздохнула женщина. — Идём, завяжу тебе хвостик. Ты, бедняга, света белого не видишь.
Поль являлся представителем редкой в их городе породы — бриар, или французская пастушья овчарка. По крайней мере, Вера Игнатьевна таких больше ни у кого не видела.
Сыну подарил щенка друг-француз, с которым Саша когда-то познакомился на международной медицинской конференции в Париже. Собственно, и Полем пса назвали в честь друга сына. Они с Сашей общались до того самого времени, пока…
Она вздохнула. Где сейчас её мальчик? Он звонил иногда, говоря, что всё будет в порядке, чтобы она не волновалась, что у них спокойно, почти тыл. Но она знала, чувствовала, что это не так, как любая мать чувствует опасность, нависшую над её ребёнком, даже если он совсем взрослый.
Саша — талантливый хирург. Его не хотели отпускать. Таких специалистов по пальцам пересчитать. Сын всё равно поехал в эту свою «командировку». Всего на год, но год для матери тянулся бесконечно. Она знала, что всё, что он делает, он делает из-за Насти. Когда Сашина жена попала в ту аварию, ему не позволили оперировать. В больнице, куда привезли женщину, были свои хирурги. Да и ждать было некогда. Но сын всё равно считал себя виноватым. В том, что опоздал, в том, что не добился своего.
С тех пор они жили вдвоём с Полем, иногда приезжая к Вере Игнатьевне.
— Саша, переезжайте ко мне. — Звала она.
— Мама, это неправильно взрослому сыну жить около материнской юбки. — Махал он руками. — Ты у меня молодая, красивая. Ещё личную жизнь можешь устроить.
— Неправильно — это питаться не пойми чем, и не пойми сколько раз в неделю. А за молодую спасибо. Молодая была немолода.
— Мы отлично питаемся. Правда, Поль?
Пёс смотрел на хозяина влюблёнными глазами. Острый ум, живость характера и самостоятельность в принятии решений — набор качеств, которые выделяют эту породу среди представителей собачьего мира. Наверное, поэтому, войдя в подростковый возраст, Поль попытался активно доминировать, но с его нынешним хозяином такой номер не прошёл. Тот сразу же потащил неслуха к профессиональному кинологу.
— Овец у нас нет. — Подмигнул тот. — Будем делать из тебя охранника и защитника.
После окончания курса кинолог удовлетворённо передал хозяину поводок.
— Хороший пёс. Но дисциплина и ещё раз дисциплина. Для вас обоих. Ваш симпатяга слишком умён. Он готов служить, но не прислуживать. Бриар не будет удовлетворять ваши капризы: сегодня так, а завтра так. Любое послабление он сразу намотает на ус. Таких манипуляторов ещё поискать.
— Не со мной. — Улыбнулся Саша. — Меня трудно провести.
Как же он ошибался. В запасе у французского пройдохи оказался целый арсенал разнообразных ухищрений, позволяющий получить желаемое. Его просящий взгляд и полная комического очарования мимика сводили незнакомых с Полем людей с ума. Как истинный француз, он был галантен и бесконечно мил с представительницами прекрасного пола. Но его хозяин избегал новых отношений, а потому своё мастерство хитрый пёс оттачивал на Вере Игнатьевне.
— Мамочка, ты только не балуй его. — Просил сын, уезжая. — В остальном Поль безукоризненно послушен. И сторож он просто отменный. Я за тебя спокоен. Только вот шерсть…
— Помню, помню. Ну а что мне ещё делать. Буду чесать золотое руно нашего сокровища.
Вот и сейчас она придирчиво оглядела Поля.
— Идём, Поль. Заодно и расчешу тебя. Где там твой гребень?
Но пёс упрямо фыркнул и не тронулся с места. Лишь лёг и положил морду на лапы.
— Ну и лежи, раз такой упрямый. — Рассердилась Вера Игнатьевна. — Я из-за тебя новую серию пропущу.
Она увлеклась просмотром, совсем забыв про собаку, и даже вздрогнула от неожиданности, когда Поль залился захлёбывающимся басовитым лаем.
— Поль, безобразник, тихо! — Вера Игнатьевна торопливо встала. — На нас с тобой соседи заявление напишут за шум.
Но пёс не унимался. Бросался лапами на дверь и лаял призывно, как делал всегда, когда чувствовал…
Вера Игнатьевна прислонилась спиной к стене. Не хватало воздуха, и она уже хотела отойти к окну, как раздался звонок.
— Саша! Сынок!
Высокая фигура переступила порог. Поль не позволял женщине подойти. Он прыгал, лизал лицо и руки хозяина, стонал, повизгивал, боясь хоть на секунду отойти от своего любимого человека.
— Поль, мальчик. Здравствуй, здравствуй, хороший. Тихо, тихо. Я здесь. Больше никуда не уйду. Сидеть, Поль.
Пёс сел, подчиняясь знакомому голосу, а мужчина шагнул к Вере Игнатьевне.
— Здравствуй, мама! — Сын опустил на пол медицинский чемоданчик, снял тяжёлый рюкзак.
— Саша. Сашенька. — Шептала она, утопая в его крепких объятиях. — Что же ты не позвонил? Не сообщил?
— Прости. Не знал, сколько буду в дороге. Волновать не хотел.
Она поняла. Саша знал, что в любой момент могло случиться непоправимое. Там такая обстановка. Сын всегда заботился о ней. Вера Игнатьевна вырастила его одна, и Саша знал, как непросто приходилось порой его маме.
— А вот Поль тебя ещё часа полтора назад почуял. Как лёг у двери, так и не уходил. Как же я не догадалась? И снов сегодня не видела никаких.
— Мамочка, какие сны? Мы же современные люди. Практики.
— Практики. Только, Сашенька, есть ещё что-то, что никак не объяснить.
— Знаю, мама. Мы, врачи, в Бога верим. Как никто иногда. Потому что знаем, как наши пациенты бывают к нему близки. Это только кажется, что мы циники. Приходится и такими быть. Невозможно каждый раз пропускать через себя чужую боль, приходится делать вид, что тебе всё равно. Приходится делать вид…
Он гладил лохматую морду Поля, лежащую у него на коленях.
— Как вы здесь? Не измучил тебя этот троглодит?
— Что ты! Этот троглодит не дал мне умереть от тревоги за тебя. То есть, то гулять, то чёлка эта хулиганская в глаза ему лезет. Может быть, состричь ему, Саш? Он же не видит ничего.
— Нет, мама. Это же природное у них. Потом отведу его, проредят немного. А видит он получше, чем мы с тобой.
— Забудешь ведь. Или на работе закрутишься.
— Не закручусь. Отпуск у меня пока.
— Знаю я твои отпуска. Опять на работу сорвёшься.
— Не сорвусь. Мне санаторий предлагали, но я лучше с тобой побуду.
— Со мной? — Обрадовалась Вера Игнатьевна. — И к себе не поедете?
— Не поедем. У тебя поживём. Мама, воду горячую не отключили? Мне бы помыться с дороги.
— Не отключили, Сашенька. Сейчас я чистое полотенце дам. Ты мойся, а я обед приготовлю. Голодный?
— Терпимо. Мама, ты не суетись.
— Вот и не суетись. Хоть бы один звонок. У меня и приготовленного нет ничего. Всё, родной, молчу. Иди мойся.
* * * * *
Поль весело бежал чуть впереди Саши, то и дело оглядываясь на хозяина. Он точно знал, куда они идут. В старый парк, где на дальней поляне собирались собачники со своими питомцами. Вообще, бриар других собак любил не очень. Но терпел исключительно по той простой причине, что у каждого из приходящих на поляну сородичей имелся свой личный хозяин, и на его Сашу никто не претендовал. А побегать наперегонки с тонким, как струна, стремительным доберманом Крафтом или слюнявым боксёром Чаком он никогда не отказывался.
— Всё же Поль — красавец. — Говорила хозяйка Чака — Надя. — Бежит, а шерсть волнами перекатывается. Саш, дома, наверное, ковром лежит?
— Да нет. — Пожимал плечами хозяин Поля. — У бриаров, Наденька, шерсть почти не падает. Зато быстро сбивается в колтуны. Приходится вычёсывать. А подшерсток посыплется, если мыть часто…
Как давно они не были на поляне! Вера Игнатьевна боялась водить туда Поля. Опасалась не справиться с крупным псом, если вдруг он ввяжется в драку. Но сегодня собак почти не было. Не было и Нади с Чаком. Поль немного побегал с робкой, осторожной левреткой, хозяйка которой, несмотря на заверения Саши, всё время опасалась, что пёс обидит её любимицу, и подошёл к хозяину. Ткнул носом Сашину руку.
— Что, пойдём?
Хозяин взял его на поводок, и они побрели по дорожкам парка. Вдруг пёс насторожился и потянул Сашу за собой. Так же внезапно остановился и, наклонив голову набок, уставился на женщину, плачущую на лавочке в скрытой от посторонних глаз аллее.
— Что с вами? Мы можем чем-то помочь?
— Мне никто помочь не может. — Не отрывая рук от лица, пробормотала она.
— Тогда, может быть, проводить вас? Вы далеко живёте?
— Недалеко. — Резко ответила она и подняла голову. — Саша?!
— Простите… — Он озадаченно уставился на женщину.
— Не узнал? Я Люба. Михайлова Люба. Из пятнадцатого дома. Мы в детстве часто к вам во двор бегали, на качели. У нас-то не было. И в волейбол вместе играли, только мы с подружкой младше были, чем ваши девочки. Вспомнил?
— Простите. Прости. Нет. А как ты меня узнала?
— Ты же часто к маме приезжаешь. Да и Вера Игнатьевна с собакой твоей в последнее время гуляла. Сказала, ты в отъезде.
— Да, был. Вернулся.
— Ты хороший сын. — Похвалила Люба и снова заплакала.
— Люб, ты чего? Почему глаза на мокром месте? То, что я тебя не помню, не значит, что не смогу помочь или хотя бы понять.
— Это долгая история. Сразу так и не расскажешь. Хочешь, пойдём ко мне.
— Я с Полем. — Саша кивнул на собаку. — А это неудобно.
— Он никому не помешает. Я одна живу. Меня же бабуля растила. А когда её не стало, я так и осталась в квартире одна.
— Ты не замужем?
— Была. — Она закусила губу. — Саш, давай дойдём сначала. А то я опять разревусь.
— Ну идём.
— Твоя мама гордится тобой. — Люба говорила торопливо, как будто хотела заглушить одни мысли другими. — Я когда её встречаю, она всегда говорит, что ты большой молодец.
— Она же мама. А какая мать про своего ребёнка плохое скажет?
— Да, конечно.
Они уже подходили к домам.
— Давай я Поля отведу, ты номер квартиры скажи свой.
— Саш, пожалуйста, идём сейчас. — Попросила она. — Твой пёс, правда, не помешает.
В квартире было тихо и чисто.
— Тряпку дай. — Попросил Саша.
— Какую? Зачем?
— Лапы Полю протереть. А то натопчет.
— Да не надо. Ничего страшного.
— Люба, порядок есть порядок. Поль к нему приучен. Давай тряпку.
Пёс послушно сидел у двери.
— Вот и всё, мальчик. — Саша опустил тряпку в таз. — Теперь можешь пройти.
— Строго ты с ним.
— Иначе нельзя. Это такие собаки, которые не терпят халатного к себе отношения. Впрочем, никто и ничто не терпит такого отношения.
— Особенно в твоей профессии.
— Не только в моей. В любой профессии.
— Не все так считают.
— Говоришь загадками.
— Идём, напою тебя чаем и всё расскажу. Мне, главное, снова не разреветься.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ