– Кто?
Амина молчала, низко опустив голову.
– Это Леонид?
Амина кивнула головой и горько заплакала. А Обида стояла в растерянности, начиная осознавать, насколько они беззащитны. Здесь нет законов нации, здесь нет законов совести, и государственных законов здесь тоже нет, потому что они – нелегалы, они – как рабы, с которыми можно делать все.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Наверное, любая другая девушка после такого пошла бы, как минимум, жаловаться. Желание наказать обидчика – это же так естественно. Но…
Смирение – одно из главных качеств женщин Азии. В Азии оно считается прекрасным. А здесь превратилось в страх. Было страшно сделать Амине только хуже, было страшно самой попасть в беду. И девушки продолжали работать. Периодами Амина пропадала, но уже не ревела так, как в первый раз. Смирилась.
У нее появились деньги – да такие, каких у других работников не было. Она даже купила ковер. В здании, где они жили, топили, но все равно дуло из всех щелей. Да и ковер для таджика – первое дело.
В теплице на Амину уже смотрели по-другому, и при расчете дневной выработки слегка ей цифры завышали. Амина изменилась. Теперь она и сама стреляла глазами и совсем не стеснялась флиртовать.
Вернулась Зарима, узнала об этих связях, и разразился страшный скандал. «Шестерок» Адама куда-то перевели. Говорили, что услугами Амины пользовались они все.
В эти дни Обида готова была расцеловать Зариму, прониклась уважением – только она и может заступиться за них! Только она…
Саму Амину Зарима куда-то увезла.
Прошло уже два месяца, как они тут работали. Паспорта им так и не вернули. Но была работа, крыша над головой, и, хоть и плохое, но все же – питание. Платили всем по-разному.
Обида не получала почти ничего. Зарима говорила, что деньги сразу пересылают ее семье в Таджикистан. Так ли это, Обида проверить не могла, но верила Зариме на слово и работала старательно. Зарима не обманет.
Обида скучала. Она скучала по своему дому, по горным тропинкам, по подругам, отцу, братьям и сестрам. Скучала даже по второй матери, отдавшей ее сюда. Обида думала, что вот теперь-то мачеха точно молится на нее, и благодарит за те деньги, которые Обида здесь зарабатывает. Девочка доказала мачехе, что долг перед семьей она способна выполнить, и гордилась этим. Но вернуться домой все равно хотелось.
Рядом с их постройками стояло общежитие. В январе туда заселили погорельцев из Ясенева. Правительство области обещало людям помощь – в скором времени отстроить их дома заново.
Таджики – народ семейный. Хоть и сами они нуждались во многом, но помогли новым соседям, насколько смогли. Подружились. А Обида оказалась на свои выходные в няньках.
Пока Наталья, бойкая женщина, с другими погорельцами ездила в Москву решать проблемы с документами, Обида оставалась с детьми. Она это умела. Столько братьев и сестер в кишлаке было. А она – старшая.
– Вот спасибо тебе, Обидушка! Вот отстроят Ясенево, я тебя в гости позову. А еще лучше, жить к нам приезжай, у нас хорошо, просторы, лес. И работа сейчас есть, фабрика рядом ткацкая и швейка. И я, между прочим, там бригадир. А то горбитесь тут со своим укропом, вон – руки у тебя, как у старухи… – Наталья вздыхала, – Вот только бы отстроиться… Ведь все сгорело, все! Хорошо хоть сами уцелели!
В январе у Рустама случилась беда – прихватило живот прямо в теплицах. Упал, потерял сознание. Комила не находила себе места. Куда его увезли, ей не сказали.
А через пару дней и Комила исчезла. Всем сказали, что они с Рустамом возвращаются домой.
Народ начал роптать. Документы им так и не вернули, денег платили крайне мало, а труд был нелегок. Многие уже хотели уехать в родные края, но им объявили, что теперь они должны отработать дорогу, аренду жилья и проеденное за два месяца. Всем сделали расчет прибыли и затрат, и оказалось, что люди – в должниках.
Такой же расчетный лист дали и Обиде. Конечно, выяснилось, что никакие деньги в семью не отправлялись. Просто обман.
Как только приехала из очередной поездки Зарима, Обида побежала к ней. Зарима разговаривала с ней ласково, жаловалась на ее собственные трудности, на тяжелое время, обещала доплатить и даже помочь заработать больше.
Обида успокоилась. Что еще надо юной девочке, если не такая вот почти материнская поддержка?
Вскоре Зарима и правда вспомнила о своем обещании.
– Обидочка, девочка моя, ты ж хотела заработать, вот и поехали со мной. Очень хорошие люди тебя ждут, очень богатые. Ты только будь умницей!
Обида была готова. Она всегда была послушна.
Они ехали на хорошей машине, на такой, каких Обида даже не видела ни разу. Девушка удобно устроилась на мягком сиденье и разглядывала вечернюю Москву. В столице Обида была впервые. Москва сияла яркими огнями вывесок и витрин, мелькали миллионы фар. За окном машины как будто бы в самом разгаре был праздник, но Обида оставалась напряжена, она очень хотела понравиться новым хозяевам. Этот праздник – не ее. Обида еще не понимала, куда везет ее добрая Зарима.
Самое распространенное рабство в мире – трудовое. На втором месте – секс-рабство. Обида никак не могла знать об этой грустной статистике. Не могла она и предположить, что девушки здесь, в Москве, ценятся очень дорого. Не догадывалась, что именно поэтому и злилась Зарима: она узнала, что Амина теперь не стоит столько, за сколько можно было бы ее продать.
Машина подъехала к красивому трехэтажному зданию. Они поднялись на второй этаж. Там их уже ждали. Проводили в уютную комнату.
Зарима велела Обиде искупаться, помогла включить воду, показала флаконы с душистыми средствами. А потом Зарима с какой-то девушкой принесли Обиде очень красивый национальный таджикский костюм и украшения. Серьги были настолько длинны, что Обида подумала: «Как же работать-то в таких?»
Обида до этого момента была уверена, что едет или убираться в богатом доме, или прислуживать. А вот теперь ужаснулась своей догадке. Только сейчас она обратила внимание и на широкую кровать, и на вульгарные журналы, лежащие на маленьком столике.
– Сюда, что, придет мужчина? – спросила Обида.
– Голубушка моя, сюда придет не просто мужчина. Сюда придет очень хороший, очень богатый человек. Он тебя не обидит. Он сделает тебя счастливой, ты только веди себя правильно, слушайся его. Ты просто не была ни разу с мужчинами, вот тебе и страшно, а многим это даже нравится. Вон подружка твоя, Аминка, даже любила это. Дурочка, правда. Ребенка зачать успела, пришлось помогать, а каково это мне, никто ведь не знает! Проблем сколько! Амина не ценила себя. Теперь вот и продается за три копейки. А ты ведь не такая. Ты можешь стать счастливой…
От осознания у Обиды перехватило дыхание, и вместо того, чтобы противиться, она крепко зажмурилась.
Слова Заримы слышались, как сквозь сон.
Было такое ощущение, будто Обида витает в пустоте. Она забылась. Девушка уже не понимала, что происходило дальше. Включилась какая-то защитная функция психики, и Обиде стало все равно.
Вскоре ее превратили в куклу. Ярко накрасили, заплели косы, одели в национальные одежды и навесили массу тяжелых украшений. Еще немного посуетились в комнате, а потом ушли встречать гостя.
Обида смотрела в зеркало на прекрасную незнакомку, каких она видела только в кино. Тюбетейка, платок, серьги, свободный халат и тяжелый кулон в виде солнца.
Кулон. И вдруг, как озарение. Бабушка! Такой или похожий кулон носила ее бабушка! В мире, где для юной девочки не было защиты, в мире, где не к кому было обратиться за помощью, вдруг вырос перед внутренним взором образ той, которую Обида помнила и любила больше всего. И девушка очнулась, потому что явственно услышала бабушкин голос:
– Беги, Обида!
Обида уверенно встала, выглянула за дверь и увидела лестницу, ведущую вниз. По ней идти было нельзя. И тогда девушка пошла по коридору в другую сторону. Повернула и наткнулась на высокую дверь, открыла ее, и оказалась на балконе сбоку здания. Внизу шумели московские улочки. Похоже, балкон имел какое-то подсобное значение, здесь лежала навалом старая мебель.
Обида выглянула с балкона и увидела пожарную лестницу. Для девушки гор – ерунда. Она легко перемахнула с балкона на ступеньки и быстро спустилась вниз. Теперь главное – уйти подальше от этого места. Обида быстро пошла по старым московским улочкам.
Была весна, еще веяло прохладой, но сначала Обида не замечала холода. Долго шла неизвестно куда. Прохожие с интересом оглядывались на нее, но никто не удивлялся: мало ли в Москве людей в костюмах?
Обида шла очень долго, а когда устала, села в каком-то маленьком дворике, тихо поплакала. Замерзла и пошла дальше. Болели ноги – красные театральные ботиночки явно не были предназначены для прогулок.
Самое страшное – то, что здесь Обида никого не знала, и ее тоже не знал никто. Девушка помнила, в каком населенном пункте стояли теплицы, но туда возвращаться было нельзя. Да и как бы она вернулась? Обида даже не понимала, в какой именно части города она находится. Помнила только, что сюда ее везли часа три.
В конце концов, она вошла в какой-то парк и, чтобы спрятаться от холода, скрючилась на скамейке, прикрытой щитом. Застыла в этой неудобной позе. Обида устала и не могла решить, что ей делать дальше.
Слезы сдувал со щек ветер.
В конце концов, она вошла в какой-то парк и, чтобы спрятаться от холода, скрючилась на скамейке, прикрытой щитом. Застыла в этой неудобной позе. Обида устала и не могла решить, что ей делать дальше. Слезы сдувал со щек ветер.
Шаркая ботинками, мимо шел старик в поношенной грязной одежде.
– Ух ты, барышня хороша! Хоть картину пиши. Дозвольте спросить – что вы, сударыня, тут на ветру сидите?
От усталости и холода пропал страх.
– Мне некуда идти, я убежала, – Обида хлюпала носом.
– Ну, если хотите, пойдемте со мной. У нас теплее. Если уж вам совсем некуда. Я – Павел Семеныч, а вы?
– Обида.
– Поэтично даже. Я встретил в парке Обиду, которую обидели…
И Обида пошла с Павлом Семенычем. Он привел девушку в длинный одноэтажный дом – с виду он был, казалось, необитаем. Но внутри кипела жизнь. Здесь ночевало много народу; большая часть сейчас уже спала. В доме были и кровати, и диваны, но все стояло беспорядочно.
Этот дом – притон для бездомных. Для тех, кто целый день бродит в поисках пропитания, а вечером возвращается в это обжитое старое здание, чтобы переночевать.
В доме было достаточно тепло. Но Павел Семенович все равно в большой куче барахла отыскал для Обиды длинную дубленку с висящей лохмотьями шерстью.
– Вот-а! Я знал, что она пригодится. Нам всем мала, а вам как раз будет. Надевайте. Сейчас и обувку нормальную найдем.
«Нормальной обувкой» оказались старые мужские ботинки размера на четыре больше, чем нужно. Однако в них Обиде было хорошо.
Из глубины дома появился худой, пахнущий спиртным дяденька, принес Обиде горячий чай и долго уговаривал выпить с ним водки.
– Отстань от девушки, Витек! Непьющая она, не видишь, дитя совсем!
Семеныч подвинул на диване какую-то ворчащую старушку и велел Обиде ложиться. Потом исчез, но быстро вернулся с драповым пальто, поглоданным молью – и закутал девушку. Обида согрелась и быстро уснула.
***
– Не смотрите так пристально, мистер, берегите свою подагру, будьте благоразумны.
– Ох, хороша!
– А штанишки-то шелковые, и бельишко вон…
– Проститутка, точно.
Сквозь дрему Обида услышала беседу. «Проститутка» – неприятное слово, это Обида точно знала, поэтому резко проснулась и села. Вокруг девушки столпились люди. Ее, спящую, бесцеремонно рассматривали.
Пробуждение объекта их интереса не остановило:
– Сама ты проститутка, Верка.
– Да уж и рада бы, да никто не берет!
– А ты серьги вот такие нацепи, может, и захочет кто.
Все загоготали.
– Ну че, девка, Пашка сказал, в переплет попала? – рядом села опухшая тетка.
– Да, в неприятности.
– Смотри, на нас не накличь. Зовут-то тебя как?
– Обида…
– Ка-ак?
– Обида…
– Ох ты, ё…! Ну, как корабль назовешь… Поэтому и обижают тебя все. Но ты не дрейфь, мы не обидим, мы тут сами все – жизнью обиженные, – сказав это, тетка постучала девушку по плечу.
Все собрались вокруг Обиды и обсуждали, откуда она убежала, кто там хозяева, где ее будут искать… Но постепенно им надоело, и они начали разбредаться по своим делам.
Люди тут были разные. Нашлось даже трое подростков младше Обиды. Они с интересом, украдкой рассматривали ее.
Семеныч кормил Обиду печеньем, а остальные решали, как девушке помочь и чем она может пригодится.
– А ты танцевать умеешь? – спросил моложавый дяденька.
– Нет, то есть… Да. Ну, совсем немного.
– Со мной пойдет в переход. Вот и костюм у нее есть, танцевать будет.
На том и порешили. У дяденьки была гитара, бубен, еще какие-то инструменты.
– Смотри там, Федор Иваныч, – переживал дед Семеныч, – Головой отвечаешь!..
Обида осталась в притоне для бездомных почти до конца лета. Она обжилась, обзавелась одеждой, ей помогали многие из ночующих здесь, а она – почти всем.
Семеныч говорил, что держит руку на пульсе. А Обида не очень понимала, о чем это он, но верила, знала, что находится под его защитой. Правда, старик болел, и все чаще Обида требовалась ему, а не он – ей.
Здесь девушка стала всеобщей любимицей. Если кто-то что-то терял в никогда не разбираемом вокруг бардаке, Обида быстро пропажу находила. Она больше всех хлопотала у костра при готовке пищи, мыла посуду на колонке…
Павел Семеныч сидел, завернувшись в старый дырявый плед, и наблюдал за своей подопечной.
Юная, она часто казалась школьницей – отличницей, хлопотливой и аккуратной; а потом вдруг превращалась в женщину, исполняющую свои обязанности мудро и с любовью. В хозяйку, которая кроме домашних дел больше ничего в этом мире знать не хочет, потому что самое важное для нее – быть кому-то нужной. А еще – чтобы ее не обижали.
Семеныч уже знал все о девушке. Он даже придумал, как ей дальше устроиться в жизни. Но Обиде, похоже, было хорошо здесь и сейчас. В простенькой косынке она ловко чистила картошку, пробовала на вкус варево из кастрюльки, солила и перчила, стараясь для своих.
Нет, конечно, Обида думала о своем будущем, она даже пыталась отложить денег, чтобы вернуться домой, но копить совсем не умела, да и…
Она так и не решила – надо ли ей уезжать. А что, если в кишлаке опять появится Зарима? Да и заработка никакого Обида не привезла, а ведь зима впереди, и семья не ждала такого скорого возращения девушки. Обычно таджики готовятся к холодному сезону с самого лета, рассчитывая необходимый паек на всех членов семьи. Так что лишний рот заставил бы всех жить впроголодь. Да и документов у Обиды все еще нет, значит, в поезд ее не пустят. В общем, замкнутый круг.
Но в августе все же пришлось сорваться с насиженного места. Семеныч нашел Обиду на точке возле церкви, где они с Федором пели и собирали милостыню. Прибежал, запыхавшись и держась за сердце, и быстро увел их с площади.
– Да говори уже, че случилось-то? – раздраженно спросил Федор, – Народ со службы выходит, а ты нас отвлекаешь…
– Обиду заложили. Сдали пацаны.
– Вот скоты, …., – Федор умел ругаться «красиво».
– Обида, нельзя тебе домой, пойдем, на Заводской меня подождешь.
Он привел Обиду в маленький дворик-закуток, по дороге объясняя, что пацаны-подростки попали в лихую переделку, и, чтобы выкрутиться, рассказали бандитам, что у них живет девушка, сбежавшая от хозяев, и что пришла она в красивых одеждах. Бандиты сразу прочухали, что за эту информацию можно срубить денег, и нашли-таки тот дом, откуда Обида сбежала. Теперь за девушкой придут, это точно.
Семеныч оставил Обиду в уютной беседке дворика и велел ждать. Прошло всего полчаса, и он вернулся, запыхавшись, с пакетом и каким-то свертком. А потом очень спокойно сел рядом и начал говорить:
– Обида, я бы рад тебе помочь, но не могу. Совсем больной стал, да и нет у меня ничего. Рад бы… – он помолчал, а Обида, понимая, что они прощаются, начала плакать, – Помнишь, ты говорила про Ясенево, про женщину добрую, как ее там?
– Наталья!
– Да-да, Наталья. Так вот узнал я – отстроили Ясенево, и всех погорельцев расселили туда, обратно, в дома новые. Быстро они строят, когда хотят. Ты найди Наталью, кажется мне, что она может тебе помочь. Чувствую… Ты только фамилию сменила бы потом, да и имя. Плохие люди тебя ищут, и вдруг найдут, тогда беда.
Семеныч помолчал.
– Вот здесь денег немного и одежа твоя, какую нашел. Сейчас мы поймаем такси, и тебя отвезут прямо до Ясенева, а там уж – ищи. Будь смелой, девочка.
Обида мотала головой. Нет, не хочет она расставаться со ставшим любимым дедом! А он продолжал говорить:
– И еще вот что скажу: ты на Москву зла не держи. Она сильная, выпутается. Это сейчас здесь так, но пройдут злые времена, и наведут порядок. Ей сейчас тоже нелегко, как и России всей. Но Россия и не такое выдерживала.
Они вышли к торговому центру и быстро поймали такси. Старик подробно объяснил водителю, куда везти девушку, и оплатил дорогу.
Обида смотрела, как, грустно улыбаясь, дед махал ей рукой на прощание. Потом он, ссутулившись, пошел прочь, шаркая ботинками. А Обида беззвучно, но очень горестно плакала, сидя на заднем сиденье такси.
Машина везла ее в неизвестность. Они ехали больше трех часов. Обида не могла оторвать глаз от голубой реки, которую они проезжали, от собранных стогов сена в полях, от стен леса, нависающих над дорогой… Машина проезжала деревушки, заросшие лопухом и крапивой дома, большие селения.
Как же тут красиво! Именно это и представляла Обида, когда рассказывала о России ее бабушка.
В Ясенево Обида была еще засветло. Целая улица новых однотипных коттеджей. Они стояли, только что отстроенные, еще не обнесенные забором.
А вокруг… Вокруг – высокий сказочный лес.
Обида знала только, что у Натальи два сынишки – Костя и Слава, а еще – муж Алексей.
«Будь смелой, девочка», – вспомнила она слова деда Семеныча. И постучала в дверь первого же дома.
Ей открыла молодая девушка и, увидев Обиду, сразу же захлопнула дверь. Вид у Обиды и правда был убогий, жизнь ее не баловала выбором нарядов.
– Простите, мне бы Наталью найти или мужа ее Алексея. Где живет, не знаете? – спросила Обида через дверь.
– Уходите отсель! – раздалось из дома, – Ходят тут побирушки, мы и сами погорельцы, нету у нас ничего!
– Да мне и не надо. Мне бы только Наталью найти.
– Сказала ж, пошла прочь! – крикнула девица, а потом кому-то своему за дверью сказала, – Объясни им еще, где кто живет, совсем обнаглели!
Бездомных и нищих в те годы недолюбливали. И не потому, что люди были значительно злее. Просто уж слишком много развелось бомжей-профессионалов – тех, кто одевался нищим и сидел с баночкой для подаяний, или ходил вот так по домам. Порой такие специалисты богаче подающих становились.
Обида решительно направилась к следующему дому, но там ей никто не открыл, и она пошла к третьему, в котором ей сказали, что никакой Натальи не знают.
Нет, сегодня она добьется своего! Обида шла дальше. Она больше не хочет быть рабой обстоятельств, она вообще больше не будет рабой!
Из здания почты выходила пожилая женщина, запирала дверь. Обида подошла к ней.
– Здравствуйте! Я ищу Наталью и мужа ее Алексея, у них еще два мальчика, Костя и Слава. Вы не знаете, где они живут?
– А зачем тебе? – почтальонка оглядывала невзрачную незнакомку.
Мужская кофта, обувь не по размеру…
– Она знакомая моя. Мне найти ее надо.
– Нет, не знаю. Много вас тут, таких вот знакомых.
Девушка поняла, почувствовала – женщина знает Наталью, но не доверяет Обиде, не хочет говорить.
– А я никуда не уйду отсюда, – Обида зашла на крыльцо почты и присела в угол, обняв коленки, – Вот завтра придете на работу, а я тут сижу.
– А не боишься, что участкового сейчас позову?
– Боюсь! Но мне некуда идти.
Женщина пожала плечами и вышла из калитки, но потом оглянулась на странную девушку. «Ведь ребенок же совсем», – мелькнуло у нее в голове, и она крикнула:
– Пошли!
Обида подскочила и молча пошла за ней. Может, почтальонка ведет ее к участковому? А может, к Наталье? Обида не спрашивала. Просто смело шла. Ей терять было уже нечего. Страх весь кончился, она устала бояться.
Они подошли к коттеджу на самом краю поселка.
– Ну, иди вперед. Но учти, коль тебя тут не ждут, пойдешь к участковому!
И Обида постучала. Дверь распахнулась. В фартуке и с тряпкой в руке на пороге стояла Наталья.
– Обида? Обида! Девочка моя, откуда? Нам же сказали, что ты уехала домой, в Таджикистан!
Все мытарства Обиды поднялись тяжелым комом в груди. Она не могла ничего ответить и неожиданно для себя самой заревела так, как не ревела давно: громко, со всхлипами и мычанием. Она, прошедшая так много, и правда была еще ребенком. А Наталья, забыв, что в руках у нее грязная тряпка, уже обнимала девочку.
Почтальонка кивнула Наталье головой и удалилась.
Дед Семеныч интуитивно указал Обиде верный путь. Наталья оказалась той самой опорой, которая Обиду в обиду больше не дала.
Какими-то своими хитрыми путями Наталья устроила все так, что документы девушки тоже стали считаться сгоревшими в огне Ясеневского пожара. И объявила, что Обида – ее дальняя родственница. Обошла все возможные инстанции и госструктуры.
– Обида, давай-ка быстренько скажи любое русское имя и фамилию.
Обида не задумывалась, она всегда была рядом, эта русская женщина, неизвестно откуда приехавшая в глухой горный кишлак вслед за мужем. Это – ее бабушка.
– Киселева Зинаида… – ответила Обида.
И вскоре Обида стала Зиной Киселевой – россиянкой с местной пропиской, работой у Натальи в бригаде ткацкого цеха большой фабрики и видами на получение собственного жилья.
Параллельный мир существовал уже где-то там, в ее снах и прошлом. Но помнила она хороших тех людей, которые встретились на пути и помогли. А обида прошла, растаяла вместе с именем.
Но параллельный мир не перестал существовать по-настоящему.
Москва жила. Вечная сильная, несокрушимая, но такая разная.
У москвичей по-прежнему не возникало проблем с зеленью, ее можно было купить везде. Набитая людской массой столица обросла теплицами. И там, в этих теплицах и вблизи них, по-прежнему жили люди.
***
Такая вот история, друзья.
Благодарю за прочтение…
Я знаю, некоторые москвичи немного обиделись на такой вот взгляд на столицу. Но ведь Москва наполнена прекрасными людьми, это бесспорный факт.
Но и там были разные времена и встречались разные люди….
Автор Рассеянный хореограф
