– Петровский, я пришел выразить тебе соболезнования в связи с твоим делом о торговле морфинами.
Если кто смотрел «Улицы разбитых фонарей», то он поймет: старший лейтенант Родин был просто вылитый Дукалис. Но вот его коллега капитан Алексей Петровский ни на одного персонажа культового сериала не походил. Он был высок, тощ, темноволос и без особых примет. Петровский поднял на Родина тоскующий взгляд. Тоску вызывал Эверест бумаг на столе.
– Ты хочешь сказать, что кому-то уже понадобились по этому делу результаты?
– Нет, я хочу сказать кое-что похуже. Пиши пропало – у тебя главную подозреваемую завалили!
Вот тут Петровский разом позабыл про бумажный Эверест. Он-то в основном состоял из разной нудной мелочевки, а вот дело о морфинах было куда солидней. И противней, да. Однако у него уже возникли надежды на то, что этот поганый клубок получится распутать. Кончик вроде как из клубка показался, в лице человечка одного. Женщины, точнее. Но если Родин сейчас не издевается…
– Васька, что ты несешь?
– Что узнал, то и принес! Буквально только что новость подъехала! У тебя по морфинам медсестра в разработке, правильно?
– Да, старшая сестра. Не скипидарь мозги!
– И зовут эту сестру Людмила Литвинова?
Петровский молча кивнул. Он уже понял, что Васька Родин и не думает издеваться, и дело швах. Родин развел руками:
– Пару часов назад Людмилу твою нашли у нее дома – мертвее не бывает. Полоснули по горлу чем-то очень острым, подробностей нет пока.
Петровский помянул нечистую силу и нелицеприятно охарактеризовал собственные отношения с судьбой. А что ему еще оставалось?
– И что, нападение неизвестных? – безнадежно поинтересовался он. Но Родин отрицательно покачал головой:
– По всему, бытовуха. Мужа взяли. Они там разводиться собирались, раздел имущества, то, се… Я ж говорю, подробностей не рассказывают, там и с осмотром места преступления не закончили пока. Но вроде как дело ясное – муж ее порешил. Вот такие бывают нехорошие случайности, друг!
Это Васька еще мягко выразился! Морфиновое дело одним махом развалилось подчистую! Ибо Людмила Литвинова, старшая сестра отделения кардиологии, действительно была тем самым «кончиком», потянув за который, он надеялся вывести на чистую воду шайку, промышляющую перепродажей «налево» специфических обезболивающих. Что действует не один человек, в том сомнений не было. Крупное довольно-таки дело.
С этими морфинами, выписываемыми отделению кардиологии под строгую отчетность, все было неясно. Вроде все бумаги оформлялись, как положено, пустые ампулы тоже сдавались согласно предписанию. Но даже Петровскому, от медицины далекому, было очевидно: похожих ампул можно найти великое множество, и никто их особо не проверяет. Сошлось число стекляшек с данными отчета – и порядок. А что несчастным инфарктникам колют и куда на деле морфины уходят – другой вопрос.
Старшая сестра имела самое прямое отношение к учету морфинов. Уже поэтому она не могла не привлечь внимания капитана Петровского. И вот пожалуйста – ссора с мужем, очень острое лезвие, бытовуха, и извольте, капитан Петровский, начинать все по новой!
А следы-то стынут, а виновные-то пути отхода торят! Так что готовьтесь, капитан: вам светит новый глухарь. Упитанный такой, солидный. По наркоделу.
***
Парой дней позже Мария Васильевна Свешникова, учитель истории и обществоведения в школе №4 городка, который мы согласно литературной традиции поименуем Энском, блаженно валялась в кресле, наслаждаясь первым днем заслуженного, долгожданного отпуска. Кресло было старое и продавленное, но ей оно все равно нравилось.
Марии Васильевне было двадцать восемь лет, но в этом достаточно юном возрасте она была и чувствовала себя именно Марией Васильевной а не, скажем, Машей. Это была невысокая, худенькая брюнеточка с универсальной стрижкой каре и той неизбывной усталостью в глазах, что отличает безнадежно самостоятельных женщин. Впрочем, начало отпуска сделало это выражение менее заметным, чем, скажем, неделю назад.
Учительская доля никогда не была завидной, а в наше время тем более. Конечно, хорошо, что недоброй памяти девяностые уже понемногу превращаются в сферу профессиональных интересов коллег Марии Васильевны, сиречь уходят в историю! Приближение нового века вроде бы (тьфу-тьфу, не сглазить бы!) ознаменовалось какими-никакими, но надеждами на лучшее будущее. Мария Васильевна как историк «проблемы 2000» совершенно не боялась, ибо хорошо знала, когда на самом деле начинаются новый век и тысячелетие. И радовалась им, ибо они, казалось, и правда несли с собой изменения к лучшему. Ныне хоть зарплату начали более-менее платить, а ведь первые годы приходилось ее месяцами ждать, выживая на крупе с макаронами…
Комнату Марии сдавала Клавдия Викторовна, сама бывшая учительница. Плата была более чем скромна, старушке больше хотелось компании, чем денег. И да, в самые трудные времена она и ждала оплату подолгу без возражений, и последний кусок они с жиличкой по-честному делили. Но как же тускло, безрадостно было в квартире у Клавдии Викторовны! И вся эта тоска намекала: смотри, Мария, такая судьба и тебя ждет!
Клавдия Викторовна в молодости побывала замужем, развелась. Единственная дочь жила где-то у черта на куличках – не то на Камчатке, не то на Чукотке. Позванивала изредка, и все. А бабуля, едва сводя концы с концами на более чем скромную пенсию, заманивала выгодными условиями юных коллег в одну из двух комнаток своей квартиры, где всем без исключения предметам обстановки было не менее двадцати лет. Ничего не скажешь, вдохновляющий пример для молодежи! Хотя так-то Клавдия Викторовна хорошая женщина…
На работе тоже не мед. Ученик ныне пошел нахальный и ленивый, и к тому же убежденный в том, что быть бандитом или доступной женщиной куда выгоднее и престижнее, чем учителем. В чем-то это правда, кстати.
Но вернемся к приятному – отпуск! Долгий летний отдых – едва ли не единственный плюс работы в школе. Много-много дней никаких учеников, журналов, классных часов и отчетов о воспитательной работе!
Никаких особых планов на отпуск у Марии Васильевны не было. Да, надо будет хоть на несколько дней, но съездить к родне, исполнить долг. Хотя ехать не хотелось – она и в Энск-то укатила из областного центра только затем, чтобы от родни подальше. От грызни родителей – хоть бы развелись, а то и не пара и не поодиночке, а не пойми чего! От братца, неожиданно проникшегося «духом времени» и считавшего неудачником всякого, кто не «зашибает бабло». Но в гости съездить надо, а то ведь они сами приехать могут.
А больше никаких планов. Почитать наконец можно, вышить что-нибудь. На речку походить, позагорать. И выспаться!
Дверь комнаты распахнулась – Клавдия Викторовна никогда не стучалась:
– Машенька, там тебя к телефону!
«Ох, хоть бы не из школы!» – напряженно подумала Мария Васильевна (ну ладно, просто Мария, как героиня старого сериала!) и направилась в прихожую, где стоял черный, как из Смольного, аппарат.
– Алло!
– Мария Васильевна Свешникова? – вопросительно поинтересовались из трубки. И получив подтверждение этого факта, представились:
– Артемов Анатолий Викторович, адвокат. Мария Васильевна, вам знаком Олег Петрович Литвинов?
Мария опешила. Вот уж чего она от звонка незнакомого человека не ожидала!
С Олегом Литвиновым они вместе учились, и в те счастливые годы Машенька была от него без ума. Впрочем, многие девчонки были не против перейти ей дорогу – синеглазый гитарист Олежка, умница и почти красавец, действовал на них примерно, как лампочка на ночную бабочку. Только был недосягаем свет этой лампочки, жадным бабочкам даже крылышки об нее опалить не удавалось.
Олег был немного старше большинства своих однокурсников, опытнее их, и главное – порядочнее. Почему-то так получилось, что ни одна девчонка с курса не заинтересовала его достаточно для того, чтобы он счел возможным когда-нибудь связать с нею жизнь. А романчики на несколько дней были не про него. По нашим временам такая точка зрения – редкость почище кукушечьего гнезда, но Олег Литвинов считал «просто перепихон» недостойным, позорным для мужчины делом!
И при этом он умел так вести себя, так достойно держаться, что ни одна из заглядывавшихся на него без толку девиц не получала повода рассердиться или обидеться! А искренне влюбленная Маша Свешникова просто восхищалась той осторожностью и бережностью, с которой Олег ее отшивал. Парадокс, да?
Именно его безупречное поведение позволило им в конце концов остаться друзьями. Университетский курс был пройден, и бывшие однокурсники разлетелись кто куда. Олег по специальности не работал, сразу после выпуска он устроился к знакомому в туристическую фирму. И тогда же женился на какой-то Миле, не то подружке детства, не то соседке. Мария видела фото – рослая такая девица, губки бантиком, глазки пуговками. Любовь зла. Или внешность обманчива.
Сама Мария уехала в Энск, но с Олегом они изредка созванивались – с праздниками друг друга поздравляли и тому подобное. Поэтому она знала, что он продолжает работать в турфирме, а с Милой у них не очень ладится. Какие-то у нее требования к жизни странные, и главное – она детей не хочет.
Но это все дела житейские, из-за каких на кухнях скандалят! При чем тут адвокат? Мария и спросила об этом своего телефонного собеседника прямо.
– Видите ли, Мария Васильевна, меня сам Олег Петрович просил связаться с вами. Так получилось, что я его представляю. Он написал вам письмо, но не знает адреса, только телефон.
– И для этого ему адвокат потребовался? Почему он сам не позвонил и не рассказал, что нужно, просто по телефону? Ну или адрес мог бы спросить, в конце концов…
– Дело в том, что звонить вам сейчас он полагает неуместным, и я с ним согласен. Мария Васильевна, Олег Петрович находится в СИЗО. Он под следствием по обвинению в убийстве жены.
По идее, Марии полагалось бы на этом месте упасть в обморок или хотя бы издать горестный вопль. Но ничего подобного она не сделала. Вместо этого она только сжала крепче телефонную трубку и произнесла в нее голосом, каким надиктовывала своим охламонам-ученикам важные исторические даты:
– Анатолий Викторович, мы вот как сделаем. Диктуйте мне свой адрес, ну, конторы вашей. Завтра я буду у вас, скажите, в какое время вам будет удобно. Уж извините, но Олега Петровича я знаю настолько хорошо, что одного письма однозначно мало для того, чтобы я пустила такую ситуацию на самотек.
Ну вот, граждане, и готовы планы на отпуск! Давным-давно, во время вечеринки по поводу получения дипломов (да, она точно помнит, именно тогда) Мария дала себе страшную-престрашную клятву: как бы ни сложилась ее жизнь, сколько бы времени ни прошло, а Олежек Литвинов всегда сможет рассчитывать на ее поддержку! Прав он будет или виноват, попросит помощи или нет, легко будет помочь ему или почти невозможно – неважно. Ради него она грешную землю и райские кущи на уши поставит!
Адвокат спорить и возражать не стал, а просто назвал адрес и время.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ