Конечно, делать так не положено. Но не могут же люди дышать исключительно по инструкции! Такое событие, как визит известной писательницы, в областной кардиологии бывает раз в сто лет! И больные от этого нимало не пострадали! Скорее наоборот – им от любопытства всем резко полегчало!
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
В паспорте у автора современных детективов Юлии Шиловой стояло другое имя. Но тут нет ничего удивительного – половина писателей псевдонимами пользуются! Сама она оказалась женщиной еще совсем молодой и собою средненькой – невысокая, худенькая. Но очень вежливая и совсем не зазнайка! Книжечку свою с автографом не только жене заведующего передала и единственной в коллективе врачу-женщине презентовала, но и новой старшей сестре, и даже двум санитаркам! Те вообще до потолка от восторга прыгали.
А вот что понадобилось писательнице в кардиологии? Нет, сердце у нее здоровое. А пришла она за материалом для новой книги! Решила создать детектив, где одним из главных героев будет врач, несправедливо заподозренный в преступлении!
– Понимаете, медицина – такая сфера, что всем небезразлична! Потому я полагаю, что читатели будут интересоваться судьбой такого персонаж и сопереживать ему! Но я очень далека от жизни врачей и медучреждений! И вот я приехала сюда погостить у друзей, и мне пришло в голову посетить ваше отделение и изучить, так сказать, тему изнутри. У меня как раз действие будет развиваться в заведении областного уровня, Москва уже всем надоела, – объясняла писательница заведующему отделением.
Как оказалось, фабула для нового романа следующая задумана: некий честный врач мешает банде злодеев красть из больницы ценные препараты. И негодяи, чтобы избавиться от него, фабрикуют улики, наводящие на самого героя подозрения в незаконной торговле. И далее идет рассказ о том, как герой борется за свою репутацию и заодно разоблачает преступников.
И для того, чтобы история получилась жизненной, писательнице необходимо хотя бы примерное понимание того, как именно и какие улики можно сфабриковать против ее невиновного героя так, чтобы они выглядели сильно убедительно. И представление о том, кто, какие должностные лица в больнице вообще имеют отношение к учету, использованию, назначению особо ценных и наркосодержащих препаратов и соответственно вообще могут быть заподозрены в подобном. Не хочется сморозить в книге явную глупость, понимаете!
Заведующий криво усмехнулся и заметил, что вот конкретно для его отделения выбранная интрига особенно актуальна, ибо у них у самих тут детектив в разгаре. И насчет особенных препаратов следователь ходил, и старшую сестру вот убили. Правда, это к делам больницы не относится, ведь убийца – муж.
Писательница очень заинтересовалась, выразила уверенность в том, что все образуется и компетентные органы уверятся, что здесь все в порядке. Заведующий кисло признал, что в кабинете у покойной старшей сестры как раз нашли то, чему там быть не полагалось – наверное, она-то и промышляла незаконной торговлей. Писательница заявила, что эта история сама по себе – отличный сюжет для детектива. Но она, конечно, воздержится от описания реальных событий, разве что отдельные детали мелкие изобразит… Не согласится ли заведующий, чтобы она тут походила по отделению, познакомилась с людьми, чтобы лучше понять медицинские типажи?
Ну и хорошо бы понять, где тут что лежит, кто куда может попасть, а кто нет. А то заставит она в книге какую-нибудь, допустим, санитарку подбросить что-то в кабинет к доктору, а на деле окажется, что это невозможно, ибо такого не может быть никогда! Или сейф какой выдумает, которого в больнице нет и быть не должно, или не то, что надо, в холодильник положит!
Заведующий махнул рукой и разрешил. В самом деле, а почему нет? Хорошо, что девушка серьезно относится к своей работе. И действительно неприятно, когда писаки начинают с умным видом рассуждать о том, в чем ни уха ни рыла не смыслят! А эта хоть что-то стремится узнать прежде, чем расписывать!
И понятно, что весь коллектив отделения и пациенты тоже просто горели желанием помочь заезжей знаменитости! А сама знаменитость, поминутно извиняясь, что книг у нее с собой было слишком мало, охотно раздавала автографы на чем попало. И истории болезней не дадут соврать: пациентам общение с новоявленной Агатой Кристи однозначно пошло на пользу!
***
Образ Юлии Шиловой оказался даже более удачным, чем рассчитывала Свешникова. Вся операция в больнице шла буквально на ура!
И нет, перед неизвестной ей писательницей Марии тоже нимало не было стыдно. В конце концов, она распространила в среде общественности информацию о ней и представила ее во вполне благоприятном свете. Юлия Шилова ей еще спасибо должна сказать за рекламу!
Писательнице показали все основные служебные помещения. В склад, где хранились в том числе и морфины, и другие ценные препараты, ее не пустили, но дверь указали. Показали и кабинет старшей сестры, где после смерти Литвиновой нашли несколько ампул с морфинами. Детектив в жизни сочинительнице детективов ну очень интересным показался!
– И что же, доказано, что именно она эти ампулы к себе в стол засунула? – допытывалась писательница у санитарки тети Вали. Тетя Валя второй раз выступала героиней дня, ибо именно она нашла эти самые ампулы!
– Да нам об этом не говорят! Я, если честно, не понимаю, как это можно по-настоящему доказать! Хотя кабинет-то Милкин, значит, и коробочку ту с ампулами скорее всего принесла она!
– Но разве туда никто больше не может зайти? Вы же вот зашли как-то! Поймите, дорогая Валечка, мне ведь надо понять, как можно моего героя обвинить ложно, подставить!
Тетя Валя немедленно успокоила заезжую знаменитость: запросто может посторонний в любой кабинет здесь войти! Вот в операционную – это нет. На склад. А в кабинеты и палаты – запросто.
Тетя Валя с коллегой немедленно и продемонстрировали, как это возможно – провели гостью в свою подсобку со швабрами и щетками. Там прямо на гвоздиках висели ключи во множестве. От всего и вся. А как еще убираться прикажете?
А как такому постороннему пробраться в отделение, чтобы не заметили? Ее, Юлию Шилову, вот заметили же, спросили, откуда-куда-зачем…
А очень просто – гостье показали служебную лестницу, запасной вход, куда скорые подъезжают… И заметили, что замаскироваться пришельцу будет легче легкого – всего-то надо надеть белый халат!
Белый халат, белый халат… Что-то зацепило в мозгу у Свешниковой это словосочетание. Где еще в этом деле фигурирует белый халат?
Стоп, точно! Бабушки у дома Литвиновых! Кто-то из них заметил, что доктор к Филипповне с пятого этажа приехал прямо в белом халате с бэджиком. Но там белый халат маскировкой не являлся, ибо бабушки уверенно опознали доктора в лицо.
– А халат этот надо с собой непременно принести?
Санитарки дружно замахали руками: не нужно!
– Да если судить по здешним халатам, у нас эти посторонние табунами ходят! Постоянно халаты пропадают или оказываются не там, где надо! У той же Литвиновой свой личный халат был, такой фасонистый, не как у прочих. И что думаете? Как-то оказался он аж в гастроэнтерологии! Кто-то оттуда сюда за чем-то забегал, да без халата почему-то, а у Литвиновой дверь открыта была и халат висел… Когда это было? Да давненько, полгода, не меньше.
Или вот посвежее историйка. Это уже как раз тогда примерно случилось, когда Милку убили. У Дикунова халат вовсе пропал, так и не нашли! Он куда-то уходил ненадолго, оставил его внизу, в приемном покое, вернулся – нету! Туда-сюда – исчез! И концов не найти.
Кто Дикунов? Врач. Давным-давно тут работает. Хороший специалист. Операции он не делает, хирургия не его профиль. Палаты ведет. Валерий Валерьевич Дикунов. Вон посмотрите направо осторожненько, мужчину высокого у телефона видите? Дикунов и есть. В новом уже халате.
Да, действительно, доктор был эффектным мужчиной, из тех, кого называют импозантными. Не красавец, но впечатление производит. Господи! Его зовут Валерий Валерьевич! Он кардиолог! Видный мужчина лет сорока! Это же он и есть – тот самый, что к бабушке-то из сорок третьей ходит! И он приходил в дом Литвиновых буквально за полчаса до убийства. Приходил в халате. И вскоре после этого халат у него пропал.
Свешникова чувствовала себя охотничьей собакой, взявшей след, но не понимающей, чей он. Как понять эту путаницу с халатами? Бабушки четко запомнили: доктор приехал в халате. Из рассказов санитарок выходит, что он либо уехал без халата, либо вернулся без него. Куда и почему подевался халат? Как у Стругацких: почему и отчего умерли попугаи?
Хотя самый простой ответ на этот вопрос лежит на поверхности: эти эпизоды все же имели место в разные дни! В день смерти Литвиновой доктор приезжал к пациентке в халате, а пропал у него халат, скажем, накануне. Или на следующий день. Ибо санитарки не назвали точную дату, сказали только, что это было примерно тогда. Но почему ей кажется, что халат в деле важен?
И вообще, кому какое дело до халатов, если у доктора не было ни возможности, ни причины убивать! Нет никаких данных о его связи с Литвиновой!
Нет данных? А их кто-то искал? Нет? А если попробуем?
И писательница немедленно заинтересовалась персоной убитой старшей сестры. Вдруг из этого дела еще роман получить выйдет? Какая она была, сестра эта? Правда ли, что ее следователь насчет наркотиков прощупывал?
Ради развития литературы сотрудницы отделения кардиологии решились отступить от принципа «о покойниках либо хорошо, либо ничего». Милка Литвинова была бабой неприятной. Манерами, не внешностью — внешне она как раз очень ничего была. Но – заносчивая, самоуверенная, грубоватая. Тех, кто ниже ее, ни в грош не ставила. И вообще плохо к людям относилась, ничего они для нее не значили. Хотя работу свою знала, ничего не скажешь.
Могла ли она правда наркотиками начать торговать, обезболивающими хотя бы? А запросто, ибо вела их учет и до денег была жадна. Наверное, так оно и было, не зря же в нее следователь вцепился!
Нет, муж ее не за это убил. Он вообще вряд ли участвовал в ее торговле, они ссорились постоянно и хотели разводиться. Все об этом слышали, у них развод не по-хорошему шел. Почему разводились? Да потому, что Милка гуляла направо и налево!
С кем гуляла? О, да проще сказать, с кем она не гуляла! Постоянным у нее Валерий Валерьевич был. Да-да, Дикунов. А чего сложного – он-то давно разведен! Но и другие были, это точно.
Свешникова потом сама не могла понять, как ей в тот момент хватило выдержки сделать вид, что услышанное ей почти безразлично. Ибо куда естественнее было бы заорать по-архимедовски «эврика!» Ведь получалось, что она, училка провинциальная, таки нашла ответ на парочку нераскрытых следствием вопросов: кто был любовником Литвиновой и был ли этот любовник на месте преступления?
И вот пожалуйста: он там был, ибо все свидетели видели приезд и отъезд доктора Дикунова Валерия Валерьевича! И в теории у него могло найтись несколько минут на то, чтобы убить любовницу. И она теоретически могла впустить его в квартиру, даже будучи в колготках, надетых наполовину – он ее и без них видывал! И быть замешанным в деле с наркотиками, как и подбросить в кабинет Литвиновой ампулы Дикунов мог.
Вот только все равно непонятны две вещи. Во-первых, зачем ему все-таки понадобилось убивать любовницу? Даже если она еще и подельница, разумнее было вместе придумать, как выкрутиться. А во-вторых, каким боком тут его халат?
Надо побыстрее рассказать Артемову, что она выяснила! Ведь она же таки узнала нечто новое! Никому не известно имя любовника Милы, а ей, Марии Свешниковой, известно! Может быть, адвокат сможет передать Олежке в СИЗО, что в деле появились новые данные. Должна же быть у человека надежда, а то, судя по письму, он вовсе отчаялся оправдаться!
Замечательный кандидат в убийцы был бы из Дикунова, если бы можно было объяснить загадку его халата и найти ему мотив. Ну зачем, зачем ему убивать? Что такого могла сделать ему Мила? Доктор не женат, и вроде как следователь, занимавшийся в больнице проблемой с морфинами, им не интересовался.
Дался ей этот халат!
Мария Свешникова рассуждала таким образом и одновременно, что называется, раскланивалась с восторженными поклонницами своего творчества из числа сестер и санитарок. Да уж, рост продаж Юлии Шиловой обеспечен! А она узнала, пожалуй, все, что могла. Ей надо добраться как можно скорее до Артемова и спросить у него, что можно с этими сведениями сделать!
Из отделения она вышла официальным путем, через приемный покой. От его дверей вниз вела лестница. Двенадцать ступенек, была у Свешниковой привычка к таким подсчетам. И точно на двенадцатой ее перехватил долговязый субъект с тяжелым внимательным взглядом:
– Это вы будете писательница Юлия Шилова?
Мария остолбенела от неожиданности – вот уж чего она не ожидала! Но выхода не было – пришлось кивнуть. И тут же перед самым ее носом появилось служебное удостоверение:
– Капитан Петровский. Гражданочка, попрошу пройти со мной. У меня имеется к вам несколько вопросиков по поводу того материала, который вы искали в этом учреждении для своей книги!
А еще говорят, что наши люди не желают помогать правоохранителям! Враки это, Алексей Петровский в этом уверен! Ничего не обещал он пожилой медсестре Тамаре Константиновне, ничем ее не мотивировал особо, а ведь реально получил в ее лице своего агента в рядах противника!
Немолодая женщина терпеть не могла покойную Милу Литвинову, считая ее нахальной и корыстной. Поделом, кажется, считала, но не в этом суть. Важно то, что именно Тамара Константиновна навела его на Литвинову, когда он только появился в кардиологии со своей морфиновой проблемой. И сейчас именно она догадалась позвонить ему и сообщить о «писательнице Шиловой», расспрашивающей сотрудников отделения о морфинах и убийстве Литвиновой. Бдительная сестра заметила даже, что «Шилова» по паспорту вовсе не Шилова!
И он успел вовремя – буквально к тому моменту, когда «Шилова» покидала больницу. Ну да от него ей уйти не удалось!
Странная особа! Петровский в органах работал не первый день и на разного рода жуликах съел не то что собаку, а целую северную собачью упряжку. И сейчас он готов был биться об заклад, что «Шилова» не из их числа! И дело не в ее виде и не в том, что она говорила, а в бесчисленных мелочах – взглядах, движениях рук, тоне голоса, подборе слов…
Что до того, что она говорила, так она несла просто какую-то пургу. У нее получалось, что в больнице она искала доказательства того, что Олег Литвинов не убивал свою жену. А он ее не убивал, ибо она, «Шилова», его слишком хорошо знает для того, чтобы поверить в его виновность! Ганоцкому ее сдать, что ли? Но нет, обойдется. К тому же Ганоцкий слишком уверен в том, что ему никакая помощь не требуется, а больница все же его, Петровского, сфера интересов.
Поэтому он, не слишком обращая внимание на сбивчивый рассказ «Шиловой», просто доставил ее к себе в кабинет, без грубостей, но твердо. А там усадил на стул, уселся сам за стол и заявил твердо:
– Гражданочка, а теперь давайте спокойно и по порядку. Документики позвольте для начала.
Мария Васильевна Свешникова. Прописка в Энске. Не местная, значит.
– Мария Васильевна, прошу вас: медленно, спокойно, последовательно растолкуйте мне, почему вы решили притвориться писательницей, что вы забыли в больнице и какое отношение ко всему этому имеет Олег Литвинов? И покамест неважно, убивал он жену или нет.
– Как это неважно, если он ее не убивал? – возмутилась «Шилова». Петровский вздохнул и решил стоически сохранять спокойствие:
– Очень просто. К этому вопросу мы перейдем позже. Я уже понял, что вы совершенно уверены в его невиновности. Но объясните мне для начала, почему эта уверенность привела вас в больницу и заставила изображать писателя, интересующегося возможностями кражи морфинов в лечебных учреждениях. Кто вы вообще такая и какое вам дело до морфинов, Олега Литвинова и его жены? В том, что вы не писательница Шилова, я совершенно убежден.
– Ну да, я не Шилова. Просто мне попалась ее книжка и показалась подходящей для отвлечения внимания, – как ни в чем ни бывало заявила Свешникова. А далее с нею произошло чудо. Она внезапно перестала нести нервическую пургу и заговорила четко, внятно, короткими предложениями, ловко систематизируя факты и обозначая причинно-следственные связи. Когда она сообщила, что работает учителем, Петровский ну совершенно не удивился.
Уже через несколько минут ему стала ясна вся подноготная истории с «Юлией Шиловой». И он честно признался себе, что не видит в этой истории ничего криминального или неубедительного. В скучной жизни провинциальной учительницы однокурсник, в которого она была когда-то влюблена (а в этом нет сомнений, у Свешниковой это на лбу написано!) был неким символом, указывающим на то, что существует и другая, настоящая, жизнь – с красками и чувствами. Неудивительно, что она ради него горы свернуть готова. И действительно убеждена, что он невиновен.
Что самое смешное – Петровский был готов с нею согласиться! Хотя бы в пику Ганоцкому. И почему-то безоговорочно поверил тому, что морфиновое дело «Шилову» волнует только в той степени, в какой его можно связать с делом Литвинова. Вот прикиньте: Ганоцкий связи между двумя делами не видит, а училка из Энска ее узрела! И даже откопала-таки факт, для прочих оставшийся неизвестным – нашла загадочного любовника Литвиновой. Интересно это дело повернулось, ничего не скажешь!
– Вот что, Мария Васильевна! – заявил Петровский решительно, усаживаясь поровнее. – Я в целом вас понимаю и заверяю, что претензий с моей стороны за ваши похождения в больнице не будет. Но все же вынужден немного охладить ваш пыл: по мне, ваши открытия мало помогут Олегу Литвинову, ибо тот факт, что доктор Дикунов имел с Литвиновой, так сказать, неуставные отношения, не делает его убийцей. Нет мотива и возможности.
– Есть! – как ни в чем ни бывало заявила училка из Энска. У Петровского от эдакого апломба брови над переносицей едва узлом не завязались!
– И что же вам еще такое известно, что следствию невдомек?
– Понимаете, Алексей Сергеевич, я тоже долго не могла понять: зачем бы Дикунову этому любовницу убивать? А осенило меня, когда меня вы повязали!
– Просветите! – еще больше удивился Петровский.
– Эта причина – вы! Точнее, ваше расследование. Ибо вы как следует вцепились в Литвинову и имели на нее кое-что по поводу торговли наркотиками!
– Приплыли! Так я же в Литвинову вцепился, а не в Дикунова!
– И что, исходили из того, что Литвинова все это дело с морфинами единолично проворачивала?
– Нет, естественно!
– Ну вот! А разве нельзя допустить, что подельником Литвиновой был как раз Дикунов? Все в одном флаконе, так сказать, служебный роман сразу на нескольких уровнях…
Петровский задумался на секунду. Нет, Дикунов особого его внимания не привлекал. Но по справедливости – никто в кардиологии, кроме Литвиновой, вообще не привлек его особого внимания, ибо оснований не находилось! А чисто теоретически Дикунов подходил на роль участника преступной торговой схемы не хуже любого другого.
– У меня нет особых оснований это предполагать, но такое возможно. Дикунов и препараты назначает, и к отчетности отношение имеет, и знакомства у него наверняка есть. Но улик против него нет, а я искал…
– Но зато вы нашли кое-что на Литвинову! И я думаю, ей это не нравилось. Мне так представляется: Литвинова испугалась, стала требовать от сообщника-любовника какой-то помощи, или денег, или еще чего-то, шантажировать его тем, что сдаст его вам. По тому, что мне о ней рассказали, не та это была женщина, чтобы самой потонуть, а другим позволить выплыть. Могло так быть? И может ли такой шантаж стать причиной для убийства?
Петровский пожал плечами – все может быть, но ведь это еще доказать надо! А Свешникова не сдавалась – упрямая баба!
– Подбросить морфин в кабинет Литвиновой после ее смерти Дикунов мог. Я узнавала, это вообще легче легкого было сделать, а он без проблем смог бы и причину убедительную придумать насчет того, что ему там понадобилось. И про связь их в больнице все знали, да и мало ли что нужное для врача могло в кабинете старшей сестры оказаться… А теперь вообще можно валить все на Литвинову в прямом смысле как на мертвую. Она виновата, но мертва, а остальные живы, но ни при чем.
– Это да, я тоже уверен, что баночка та с ампулами подброшена. И да, Дикунов связан с Литвиновой и был на месте преступления примерно в то время, когда оно совершено. Это аргумент, согласен. Но как он все успел? Был он в доме недолго, и известно, чем занимался в это время…
Но Свешникову не проймешь!
– Известно, да не совсем! Антонина Филипповна, та, больная, к которой он приезжал, полагает, что доктор провел у нее скорее десять минут. Свидетельницы у подъезда говорят скорее о двадцати минутах. Никто не уверен на сто процентов, но все же это факт. А сколько надо на убийство?
– Немного, конечно. Но не так и мало, если учесть, что ему надо было еще и скальпелем успеть завладеть.
– На какого беса? На этом скальпеле личное клеймо Литвиновой проставлено? Если она могла их спереть, даже несколько, почему он не мог?
Логично!
– Хорошо, допустим. Он позвонил в дверь, она спросила «кто там?», узнала любовника и впустила, хоть и была в одном белье. Пошла надевать колготки, а он достал скальпель, и каюк. Но Мария Васильевна, вы себе одной очень важной вещи не представляете! Я видел фото и скажу без обиняков: резали эту Литвинову жестоко, и место преступления выглядело так, словно там Джек Потрошитель резвился! Удар наносился спереди, и убийца просто не имел шансов не запачкаться! И как бы он, заляпанный кровью, прошел бы мимо пенсионерского дозора у подъезда? А он прошел и был не заляпанный! Бабули увидели бы!
Тут Петровский не на шутку перепугался – ему показалось, что его визави сейчас удар хватит. Свешникова широко открыла глаза, взгляд замер в одной точке, рот открылся и даже дыхание вроде как остановилось. Петровский приподнялся, желая хоть как-то вмешаться, но тут дама отмерла и голосом некормленого неделю зомби протянула:
– Халат!!
– Что? – опешил Петровский. И тут Свешникова сделалась даже слишком живой, чуть через стол ему на колени не прыгнула:
– Алексей Сергеевич, товарищ капитан! Срочно, немедленно! Надо спросить бабушек, был ли на Дикунове халат, когда он выходил из подъезда! Не когда приехал, а наоборот! Вот она, не относящаяся к делу мелочь!
На то, чтобы сделать дамочку хоть сколько-то внятной, понадобилось минут десять. Но когда она все-таки объяснила, в чем дело, Петровский и сам сделал стойку наподобие охотничьего сеттера. Ибо перед ним реально замаячила перспектива не только пересмотра результатов расследования убийства (это уж проблемы Ганоцкого), но и избавления от глухаря по морфинам!
– Вот что, Мария Васильевна! Сейчас вы идите туда, где вы там остановились, и сидите тише воды, ниже травы! Все, что нужно, вы уже сделали, и ваш Литвинов обязан вам головой. Но поймите, если вы продолжите трепыхаться, под ударом окажется голова этого адвоката, который вам выболтал подробности дела, известные ему в связи с исполнением профессиональных обязанностей. А это как раз очень даже неправильный поступок, и гражданин Артемов может за него больно получить по шапке. Дайте действовать тем, кому положено – в моем лице! И за это я постараюсь Артемова прикрыть, чтоб ему не перепало!
И Петровскому пришлось признать, что училка проявила полное понимание ситуации и высокую степень сознательности.
***
Это был звездный час следователя Петровского! Ну, не час, неделя примерно. Звездная.
Он забыл про еду и сон. Электровеником носился по городу, оббил пороги всех начальственных кабинетов, довел Ганоцкого почти до нервного срыва и заработал холодную, вполне обоснованную ненависть экспертного отдела. В результате его активности слетела пара голов в руководстве областной медициной и одна в системе внутренних дел. И вместо одного глухаря и одной следственной ошибки получилось два с блеском завершенных дела.
Свидетельница Вера Антоновна Алексина, соседка Литвиновых, напряглась и таки припомнила: приехал Валерий Валерьевич в халате, а когда уезжал, халат в руке держал. Точнее, перекинул его через руку, сложенный. Другие бабушки по зрелом размышлении с нею согласились.
Верная Тамара Константиновна не за страх, а за совесть старалась помочь с расспросами в кардиологии. В результате было точно установлено: халат пропал у Дикунова именно в день убийства Литвиновой. Как он в нем уехал, так этого не заметили, а потом точно шум был. И однозначно: доктор уверял, что уезжал без халата!
Специалисты разного профиля в микроскопы рассматривали все документы, подписанные Литвиновой и Дикуновым, и изучали их связи. И наконец сказал свое веское слово экспертный отдел. Внутри найденной в столе Литвиновой баночки от крема, содержащей пять ампул с морфином, был найден частичный, но все же пригодный для идентификации отпечаток указательного пальца правой руки Валерия Валерьевича Дикунова. Снаружи-то все было аккуратно стерто, а вот внутри недосмотр приключился. А на паре брюк, обнаруженных при обыске у Дикунова в платяном шкафу, выискалось все же маленькое пятнышко крови. Владелец брюк его попросту не заметил, а выбросить на всякий случай всю одежду рука не поднялась.
Взятый, что называется, за горло, Дикунов проявил рассудительность и здравый смысл. Он разливался соловьем, сдавая своих морфиновых подельников и зарабатывая снисхождение за сотрудничество со следствием и чистосердечное раскаяние. Правда, Петровский подозревал, что не очень ему это поможет – власти-то пожалеют, а вот сидельцы вряд ли.
Но если совсем честно, это было следователю как-то безразлично. Куда важнее было то, что Олега Литвинова с отмытой до блеска репутацией выпустили на волю, а препараты морфина снова кололи несчастным инфарктникам в отделении кардиологии, а не наркоманам не пойми где.
Конечно же, Петровский на радостях совершил возможное и невозможное для того, чтобы прикрыть профессиональный проступок адвоката Артемова, хотя и сделал ему в частной беседе внушение на будущее. Впрочем, адвокат выглядел хоть и виноватым, но нимало не раскаивающимся в содеянном.
А еще Петровский дошел до того, что приобрел экземпляр книги Юлии Шиловой. И заставил «соавтора» писательницы, Марию Васильевну Свешникову, оставить на ней автограф!
Единственная деталь, так и оставшаяся неясной – причина «растерянности» Олега Литвинова, заставившей его после обнаружения тела жены едва не полчаса тянуть с вызовом компетентных органов. Но этот факт уже ничего не менял. Имеет право человек растеряться!
Мария Свешникова приняла нелегкое решение – не идти встречать Олега у ворот СИЗО. Адвокат Артемов, собираясь за своим клиентом, сообщил ей место и время. Но Мария понимала: там будут родители Олега, еще какие-нибудь родственники, возможно, даже родня Милы. И что там будет делать она?
Речь не шла о каком-то самоуничижении, только о здравом смысле. Никто, кроме Олега, ее даже не знает. Что должны будут думать и чувствовать его родные? Какая-то посторонняя фифа приперлась непонятно зачем… Не рассказывать же им, в самом деле, о том, что без нее счастливое воссоединение могло бы не состояться! Это уже совсем не по-человечески!
Жанна была в восторге, ахала и охала, слушая все подробности произошедшего. И понятно, утверждала, что теперь и Олег, и все его друзья и родные Марию должны на руках носить и пылинки с нее сдувать.
Жанна искренне так считала. Только вот Мария вовсе не хотела, чтобы ее носили на руках как бы в оплату. Она же не рабочий заказ выполняла!
Конечно, если Олег и его родня узнают, как она поучаствовала в расследовании, они почувствуют благодарность. Но это очень коварное чувство, оно повисает на людях грузом! Оно вынуждает и требует. А она не хотела Олега ни к чему вынуждать. И что-то у него требовать не собиралась.
Она давала себе слово – и сдержала его. Не позволила погубить человека, которого любила, которым восхищалась. Ну, она молодец и знает это. Дальше-то что?
А выходит, что будет лучше всего, если Олег вообще ни о чем не узнает. Артемова она, к счастью, успела предупредить, чтобы ни о чем таком клиенту не рассказывал. Ну да, потом они созвонятся, она выразит свою радость, он скажет спасибо за сочувствие и веру. И она проведет пару дней у родителей, а затем поедет обратно в свой Энск, и они продолжат перезваниваться изредка по праздникам, и однажды он радостно сообщит ей, что собрался снова жениться. И это лучше, чем превратить его благодарность в ошейник, а свое желание помочь – в поводок.
Это были очень разумные и верные рассуждения. Вот только последовать им оказалось не так просто. И Мария прибегла к трусливой полумере – отправилась к СИЗО, но устроилась в отдалении, кое-как замаскировавшись фонарным столбом. Ее разорвет изнутри, если она не увидит Олега? Отлично, так она его увидит, а он ее нет. Ему не до нее будет. Поговорят они потом. По телефону. Может быть, даже повидаются. В кафе сходят.
Вон машина белая стоит, это Артемова, она ее уже видела. И родня Олега тут – родители и еще кто-то, брат, наверное. Сбились в кучку и смотрят на дверь-калиточку. Понятно, волнуются люди, дождаться не могут. Их машина, наверное, вон та, синяя.
Дверь открылась. Трое ожидающих прямо так, плотной кучкой, бросились к ней. Олег сделал два шага на свободе и угодил в плен. Правда, о таком плене он в последние дни наверняка измечтался…
Мария крепко взялась рукой за столб. Дополнительная фиксация к месту не помешает, а то ноги уже готовы сорваться с места, бежать туда, где Олег обнимает родных, целует мать, сбивчиво отвечает на еще более сбивчивые вопросы… Стой на месте, Машка! Тебя там никто не ждет! С ним все в порядке, это главное. Остальное мелочи.
Олег кое-как отбился от первого натиска родных и начал неуверенно оглядываться по сторонам. Нельзя было ошибиться – это не механические, не нервные движения, он кого-то ищет! И совершенно уверен, что этот кто-то здесь!
Когда Мария догадалась, кого именно рассчитывает увидеть Олег, было поздно – он ее уже увидел. И, отстранив мать, бросился к ней – бегом. А она просто стояла, держась за столб, ибо отказали и ноги, и голова.
Олег остановился в паре метров от нее. Он выглядел уставшим и осунувшимся, но в целом мало изменился за прошедшие годы. Руки он стиснул перед грудью, сплетя пальцы, но этот мелодраматический жест в его исполнении казался совершенно естественным и очень красноречивым. Губы у него чуть заметно дрожали, синие яркие глаза серебрились слезами. А она могла только смотреть на него. Прочие силы все уходили на то, чтобы не дать себе рухнуть в обморок.
Он себя все-таки преодолел, сумел заговорить, хотя голос звучал совершенно неправильно – сипло и низко:
– Машка… Родная…
Мария тихонько всхлипнула и отпустила столб, покоряясь неизбежному. Рванувшийся к ней Олег поймал ее почти на лету, схватил, притиснул к себе так, как мог бы сделать это со спасательным кругом, если бы тонул в штормовом море.
Мария Свешникова, человек неглупый и не слишком нервный, сейчас пребывала не то в полусне, не то в полуобмороке. Она вроде бы воспринимала происходящее, но именно так, как воспринимают сны – немного отстраненно и отрешенно, словно нечто важное, но не касающееся ее прямо. Она чувствовала тепло обхвативших ее рук и знала, что рубашка Олега пахнет свежим стиральным порошком. Она слышала, как Олег шепчет ей в уши и в волосы нечто бессвязное, но самих слов не разбирала. Она понимала, что он лихорадочно целует ее в лоб, в виски, в макушку – и даже не подумала, что может поцеловать его в ответ. Да что там – она прекрасно понимала, что он плачет, но была не в силах поднять голову, улыбнуться ему, успокоить!
Она почти не заметила и матери Олега, не понимавшей, почему долгожданный сынок вдруг бросился к какой-то посторонней девушке и теперь самозабвенно обнимается с нею. Словно сквозь вату до нее доносилось:
– Олежек, что случилось? Что происходит? Кто это такая? Чем ты так расстроен?
Не поняла она и причины, по которой эти расспросы прекратились. Точнее, не вполне и заметила, что тишина восстановилась. Так что адвокат Артемов, осторожно, вежливо, но очень настойчиво удаливший семейство Литвиновых от замершей изваянием пары, благодарностей так никогда и не дождался.
Прошла вечность. Или пять минут. Или час. Возможно, кто-нибудь из присутствующих, хоть и тот же Артемов, знал время. Но не Олег и уж точно не Мария.
Ее рассудок вернулся к действительности, зацепившись за фразу:
– Я больше никогда тебя никуда не отпущу!
Мария медленно оторвала голову от плеча Олега, подивившись наличию огромного мокрого пятна у него на рубашке. Подняла несмело голову, заглянула ему в лицо, не осмеливаясь разжать рук, плотно оплетающих его шею:
– Но я же не убегаю!..
***
Олег исполнил обещание буквально, заставив Марию уехать с ним прямо от СИЗО. Мать пыталась задавать вопросы, но Олег положил этому конец быстро и просто:
– Мама, все объяснения потом! Пока запомни вот что: если бы не Машка, мне бы точно не выпутаться! Мне бы вообще не жить!
И притом адвокат ему ничего не рассказал, в этом Мария была уверена!
Поговорить им удалось гораздо позже, когда счастливая родня наконец успокоилась и улеглась спать, Жанна была по телефону предупреждена о том, что подружка ныне ночевать не придет, а Мария сидела на балконе в одном кресле с Олегом, наблюдая за звездами над его плечом. Балкон находился в квартире старших Литвиновых, ибо идти к себе Олегу еще не разрешили следователи.
– Ну почему я такой болван, что мне потребовалось угодить за решетку для того, чтобы решиться признаться в любви женщине, которой я восхищаюсь? – раз эдак в десятый безнадежно поинтересовался Олег у последней четверти луны.
По-хорошему, так Мария чувствовала себя обязанной покойной Миле Литвиновой! Ибо именно продолжительная жизнь бок о бок с этой великолепной стервой столь сильно повлияла на Олега, что глуповатая детская любовь однокурсницы Машки превратилась для него из досадной помехи в величайшую из ценностей. Все познается в сравнении, знаете ли.
– Ты ведь не побоишься войти в дом, где еще может витать призрак бывшей хозяйки? – поинтересовался Олег. Голос его звучал немного невнятно, ибо он пытался одновременно говорить и целовать Марию в шею. Но она его поняла и усмехнулась:
– Нет там никакого призрака! Во-первых, я в них не верю. А во-вторых, виновный схвачен и будет наказан, так что душа покойной должна быть удовлетворена. Мила уже далеко, где-то на дорогах того света. А мы на этом.
– Честно, я не хотел, чтобы она умерла! А вот развестись очень хотел. И не только потому, что она и правда гуляла направо и налево, и не только с Дикуновым этим. Просто я уже знал, что мне нужна ты, и больше никто. Понимал, что почти наверняка опоздал, но предпочитал рискнуть. Если не с тобой жить, значит, одному.
– Как ты мог ко мне опоздать? – искренне удивилась Мария.
– Прости меня, – это были не слова, а почти стон. – Моя глупость отняла у нас обоих несколько лет жизни! Вот каким надо было быть олухом, чтобы променять тебя на Милу! А потом, когда меня взяли, я только об одном мог думать: если ты поверишь, что я убийца, мне не надо жить! И ведь сам же и виноват, что во все это влип!
Мария поцеловала его. Ей не хотелось, чтобы он сейчас о чем-то жалел, а угомонить Олега проще всего было именно так.
Но очередной сеанс романтики под звездами продолжался не слишком долго. Просто Мария Свешникова уже несколько вжилась в роль мисс Марпл желтогорского масштаба. И потому ее очень беспокоил один непринципиальный, но все же нерешенный вопрос:
– Олежка, а почему ты в тот день долго милицию не вызывал? Не упал же ты, в самом деле, в обморок от того, что увидел! Я понимаю, что было жутко, но все же это не в твоем стиле!
Олег посмотрел на нее удивленно:
– Не упал, конечно! Все вообще дико было. Я сидел, смотрел на Милу, на все, что вокруг творилось, и думал, как мне объяснить это все тебе! И еще о том, что теперь я вроде как свободен и могу быть с тобой. Честно, даже в голову не пришло, что меня могут заподозрить, арестовать. А потом – разве я мог рассказать следователю, что потратил время на раздумья о том, как объяснить убийство обожаемой женщине и о том, что теперь могу быть с нею? Связать всю эту гадость и тебя? Знаешь, я, конечно, не ангел, но и не законченная скотина!
Олег так и не понял, почему от его ответа Марию разобрал неудержимый смех. Впрочем, все равно дело свелось к очередному сеансу романтики с объятиями и признаниями в любви.
Майор Алексей Сергеевич Петровский тоже получил разгадку проблемы невызова Олегом Литвиновым компетентных органов. Правда, произошло это через полгода после завершения следствия. По обоим делам уже суды шли.
А Петровскому рассказали все по секрету и совершенно частным образом, просто дабы удовлетворить его любопытство. Произошло это в ходе важного мероприятия – свадьбы Олега Литвинова и Марии Свешниковой, где Петровский выступал свидетелем со стороны жениха. Со стороны невесты, понятное дело, присутствовала Жанна.
– Никогда еще свидетелем не приходилось быть! – прокомментировал ситуацию майор.
КОНЕЦ
Автор: Мария Гончарова