У Ани тряслись руки…
— Так, нужно успокоиться. Нужно подумать…
— Аня!
Женщина быстро обернулась. Из уже приличной толпы вышла женщина, толкая перед собой мальчишку:
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Вот, Колька кое-что сказать хочет! А ну, говори!
Колька, мальчик лет восьми, обиженно посмотрел на мать. Он же ей сразу сказал, что это тайна, а теперь ее все знать будут, и никто ничего ему больше не расскажет.
— Ушли они.
Он упрямо уставился в землю, собираясь быть настоящим партизаном и больше ничего не выдать.
— Коля, солнышко, как ушли? Куда, что говорили?
Колька молчал, но от матери прилетела увесистая затрещина. Он потер ухо и сказал:
— Они обиделись на всех вас. Взяли хлеба и ушли жить в лес.
— В какой лес?
Аня схватилась за сердце.
— В тот…
Коля указал на лес за деревней. В том лесу, что ни перелесок, то болото…
Аня тихо опустилась на землю. Она обвела взглядом лица людей. В их глазах читалось то, чего она больше всего боялась. А глаза говорили — все… Сгинули…
Аня вскочила.
— Кирилл, нужно идти… Фонари брать, идти, Людей собирать…
Мужики стали выходить из толпы.
— Я пойду.
— Я могу, у меня фонарь хороший.
— У меня ружье, на всякий случай…
Через пару часов начнет темнеть…
Перед самым выходом Нина, мать Вани, тихо сползла на землю.
Кирилл бросился к ней.
— Нин, Нин, что?
— Ой, Кирюша… Началось…
— Рано же еще…
Кирилл беспомощно смотрел на жену.
Аня тронула его за руку:
— Скорую вызывай, езжай с ней… Мы сами. Дай бог, все хорошо будет…
Аня повернулась и встретилась с темными глазами сторожа Тимофея. Он жестами показал, что нужна вещь какая-нибудь. Кирилл быстро принес футболку сына.
Собака долго нюхала, долго топталась вокруг. Кто-то сказал:
— Не возьмет… Народу столько тут прошло…
Собака делала круги все шире и шире. Наконец встала, посмотрела в сторону леса и гавкнула.
— Взяла!
Мужики загалдели. Тимофей взял собаку на поводок и почти бегом пошел к лесу. Аня не отставала от него. Он искоса посматривал на нее, и Аня не выдержала:
— Я понимаю, что вам, может быть неприятно меня рядом видеть! Но там мой сын! Я очень благодарна вам, что вы нам помогаете, но не прогоняйте меня, пожалуйста!
Тимофей просто кивнул и больше не смотрел на нее. Кажется, если бы она потерялась, он бы и не заметил.
Первую болотину обошли кругом. Аня облегченно выдохнула. Эта болотина была самой опасной. Собака шла, не поднимая голову.
— Ой, смотрите!
На ветке висел клок ткани. Это был кусочек рубашки Мишки… Ане стало плохо. Она, как мумия, замерла, смотрела на рубашку. На ткани явно были видны пятнышки крови.
— Что это… Что…
Тимофей мягко взял из ее рук кусочек. Дал понюхать собаке. Та пошла снова. Аня пробиралась через бурелом. Тимофей пер, как танк. Она только сейчас заметила, какие у него плечи. Какие мускулы. Он без труда, одной рукой приподнимал ее, перенося через высокие коряги. За ними шел нард, но впереди были только они. Скорость очень замедлилась. Начался настоящий лесоповал… Пробирались сквозь ветки, сквозь коряки. В лесу давно стемнело…
***
Ванька всхлипывал.
— Зачем мы пошли сюда?
Мише тоже было очень страшно, но он еще держался. Обида на мамку давно прошла, сейчас бы он с такой радостью обнял ее, только вот… Как вернуться домой, они не знали. Сюда-то они шли в полной уверенности, что навсегда останутся в лесу. Ванька даже топор взял, чтоб дом построить. Но топор они давно потеряли. Еще когда убегали от какого-то хруста. А без дома в лесу делать было нечего. А дорогу домой они забыли.
— Не ной…
— Ага, а сам тоже плачешь!
Мишка сдался. Ему было очень-очень страшно! Они обнялись.
— Если мы домой попадем, если волки нас не съедят, то я никогда больше не буду мамку не слушаться!
— А у меня сестра родится… И я ее не увижу… Вот, если вернемся домой, то я самым лучшим братом буду! Самым-самым…
Ванька покрепче прижался к Мише. Было холодно. Где-то совсем рядом было болото, и оттуда несло сыростью и гнилью…
— Тихо! Слышишь?
Ванька замолчал и прислушался.
— Миша, что это?
— Я не знаю… Волки, наверное…
— Они нас сожрут?
Мальчики громко заплакали. Они пытались не делать этого громко, но не получалось… Треск приближался. Как будто волков было немного, всего один, но от того становилось еще страшнее.
Ваня вдруг вскочил и бросился бежать.
— Куда? Стой! Там болото!
На поляну выскочил волк. Он пролетел мимо Миши и схватил за одежду Ваньку, который уже двумя ногами угодил в болото. Буквально выдернул его оттуда, и мальчик скрутился, сжался на земле…
— Миша! Ваня!
Миша увидел свет… Ваня тоже открыл глаза.
— Не волк… Это собака! Собака Немого!
И в порыве чувств Ваня обнял пса двумя руками. Пес сел и снисходительно позволил мальчику мочить его шерсть слезами. Еще минута, и маленькая полянка наполнилась людьми. Аня рыдала, обняв сразу Ваню и Мишу, Немой тяжело дышал и гладил пса. Давненько он не делал такие марш-броски. Да еще и с почти постоянной ношей, Анной…
Мужики тормошили детей, пожимали руку Тимофею, хвалили пса…
Обратно шли еще дольше. Все устали, особенно мальчишки. Ваньку нес его дядька, иногда менялся со своим соседом. Мальчик от переживаний, от усталости просто засыпал на ходу. Мишка вначале держался. Мать крепко сжимала его руку. Потом тоже начал спотыкаться и падать…
Тимофей улыбнулся:
— Давай-ка парень, я тебя немного пронесу…
Аня открыла широко глаза и остановилась.
— Вы говорите!
Тимофей усмехнулся.
— Немного. Мне больно это делать. Уж извините.
Голос у него действительно был хриплый, надорванный…
Миша отрицательно мотнул головой:
— Я сам…
И тут же снова упал. Тимофей легко подкинул его себе на спину. Показал на шарф Ани. Она поняла, обвязала сына вокруг спины и к Тимофею. Передвигаться начали быстрее. Мишка крепко спал, а у Ани, видимо, начинали отпускать нервы.
— Знаете… Я все время так боюсь за него… Боюсь, что станет таким, как его отец. Боюсь упустить, но при этом боюсь сделать маменькиным сынком, отца же нет… Мужской руки нет. Мама говорит, что не стоит так переживать, а я не могу. Он, когда руку сломал на своей тарзанке, я думала, что с ума сойду. Доктор, который гипс накладывал, даже сказал, чтобы мне укол сделали. Потому что я даже говорить не могла… Я, наверное, совсем дурная, и не знаю, как бороться с этим…
Тимофей улыбался, благо в темноте не было видно, что он улыбается. Он очень давно не улыбался, а так хорошо не ощущал себя вообще сто лет. Он был согласен идти так много-много километров, и слушать болтовню этой красивой, доброй женщины.
Он, и правда, сам искал место подальше от города. От людей, с которыми был знаком. От тех, которые наблюдали, какой бурный роман развивается у его жены и его друга, пока он там… Никогда не думал, что с ним может приключиться такая банальщина… Осколок в горло прилетел, когда все тихо и спокойно. Вот так… Одиночный залп, просто в никуда. Первая операция прошла не очень успешно. Врач сказал, что вероятность того, что он не сможет говорить, очень велика. Но все расставит по местам вторая операция… И тут к нему приехала жена… Женщина, которую он любил, женщина, которую боготворил. Она будничным голосом сказала, что не хотела его расстраивать раньше времени, но они ждут ребенка и ей нужен развод. Вот так. Всего несколько слов. Первой мыслью было убить ее. Второй — их двоих… Он, понимая, что может не справиться, сбежал из госпиталя к своим ребятам. Командир сразу сказал, чтоб он даже не надеялся. Домой и только домой… На прощанье ему подарили смешного черного щенка, родом из тех мест.
Он быстро уладил все в городе. Квартиру оставил жене. Ругаться не стал, тем более, что ему никак было. Постарался уехать как можно быстрее, чтобы не сделать ничего плохого.
***
В деревню вышли, когда солнце уже золотило верхушки деревьев. Никто не спал. Навстречу им бежали бабы.
Клавдия обхватила внука и тихо плакала. Ванька шмыгал носом:
— Бабуль, а папка где? Почему он не пришел за мной?
— В городе твой папка… Мамку повез. Сестричка у тебя родилась!
Ванька заревел в голос…
Миша проснулся, слез со спины Тимофея.
— Спасибо вам, дядя Тимофей… Простите нас.
Тимофей присел, протянул руку:
— Будем дружить?
Снова этот хриплый больной голос. Миша пожал руку, улыбнулся:
— Да.
— Только никому!
Мишка сразу понял, что Тимофей про то, что может иногда говорить, и быстро кивнул.
— Дядя Тимофей…
Голос Миши был едва слышен, чтобы никто не заметил их разговора.
— А как вашу собаку зовут? Он Ваньку спас.
— Гром…
— Ему подходит.
Тимофей улыбнулся:
— Приходи в гости, познакомишься. Он хороший…
Последние слова мужчине дались уже с трудом, и были похожи больше на шипение.
— Миша, хватит!
Аня строго посмотрела на сына, и Миша быстро прижался к матери.
— Извините…
***
Два дня деревня гудела. Еще бы, такие события. Ванька рассказал про то, как собака его выдернула из болота, и Клавдия, держа в руках пакетик с мясными косточками, ходила просить прощения у Тимофея. Вышла от него, как будто не своя.
— Ой, что деется… А мы думаем — старик… Ой, что деется…
Она махнула рукой и пошла к дому. Все что-то бормотала под нос, бормотала…
— Мам! Мам! Нас дядя Тимофей в гости зовет!
Аня вздрогнула, покраснела, что не укрылось от Лизаветы.
— Какие еще гости? Что за глупости?
— Мам, у дяди Тимофея день рождения. Он сказал, что накормит нас самым вкусным кавказским мясом, которое мы никогда не пробовали!
— Миша! Ты снова заставляешь его говорить?
С того дня, как нашли детей, Миша буквально пропадал у Тимофея. Каждый раз, возвращаясь, восторженно рассказывал, чем они занимались. То мастерили луки, то стреляли из них, то купаться ходили, и дядя Тимофей учил их плавать не по-собачьи, а разными стилями. А еще дядя Тимофей умеет играть на гитаре и сбрил бороду.
Вот это «сбрил бороду», очень беспокоило Анну. С чего это вдруг? Зачем? Хотя мать говорила, что скорее всего, после того похода сблизился с людьми, перестал их сторониться…
— Нет, мам! Я не заставляю! Он мне пишет на блокнотике, а я читаю… Вообще, дядя Тимофей говорит, что настоящий мужчина должен хорошо учиться, чтобы не опозориться в мелочах…
Аня улыбнулась. Ну, хоть кто-то заставит сына подтянуть оценки.
— А еще дядя Тимофей сказал, чтобы мы обязательно брали бабушку, потому что он ей даст рецепт.
Лизавета расплылась в улыбке. Иметь рецепт того, чего нет у других, было очень заманчиво. Вот Клавка обзавидуется.
— Аня, переоденься, мы идем в гости!
— Мама, ну какие гости? У нас даже подарка нет!
— Как это нет? А ну тащи мою фирменную наливку! Самую большую бутыль. Тимофей в обморок упадет, увидев это…
Аня улыбнулась и скрылась в доме. Через пять минут вышла. В летнем светлом платье, волосы распущены, большая бутыль вишневой наливки в руках.
— Ань, ну ты хоть заверни, или в сумку положи, а то сейчас полдеревни за наливкой потянется. Мишка, а ты быстро достань из холодильника пакетик красный. Я там после холодца косточки сложила.
***
Аня замерла у калитки. Растерянно смотрела на сторожа. А ему лет сорок, не больше. А может, и меньше даже. И мужчина он очень симпатичный… Мужественный такой. Только на горле большие шрамы из-под водолазки выглядывают. Он улыбнулся. Ровные белые зубы, и… Ямочка на одной щеке. Аня растерянно посмотрела на мать, но Лизавета делала вид, что вообще ничего не замечает, кроме мяса.
— Какой запах! Наверное, приправы не наши, не местные?
Тимофей кивал, улыбался. Показывал ей пакетики с травами, что-то писал в блокноте. Лизавета Михайловна пробовала, ахала, хвалила.
— Если я такое мясо приготовлю, то Клавка от зависти сразу и помрет! А мы, Тимофей, тоже не с пустыми руками.
Лизавета Михайловна достала бутыль. У Тимофея округлилась глаза.
— Не пугайся, это не деревенский самогон. Это вкусная наливочка. В ней-то и градусов не так много, зато вкусная…
Они засиделись до темноты. Тимофей играл на гитаре… Аня восторженно смотрела на него. Лизавета подтолкнула внука, который клевал носом.
— Пойдем домой, поздно уже.
— А мама?
— Видишь, как маме нравится? Пусть отдохнет, а то не бывает нигде…
Лиза слышала, что Аня вернулась только под утро. Улыбнулась. Ни за что не признается дочке, что слышала, во сколько та пришла. Теперь можно и спать…
А Аня… Аня летала, как на крыльях. Да в жизни никогда не было у нее такого состояния. Даже когда познакомилась с первым мужем. А тут… Мама ушла, они даже не заметили. А когда заметили… Тимофей отложил гитару и протянул ей руку. Просто прошептал:
— Если ты скажешь «нет», то я пойму…
Какое нет? Аня готова была за ним на край света…
***
Прошел день. От Тимофея ни слуху, ни духу… Аня ничего не понимала. Ей казалось, что между ними такое, что бывает только между самыми близкими людьми. Самыми-самыми.
Прошло еще три дня… Тимофей никак не давал о себе знать. А потом расстроенный Мишка:
— У дяди Тимофея замо́к, и собаки нет. Соседка сказала, что он два дня назад уехал.
Аня медленно опустилась на диван. Нет. Этого просто не может быть. Он не мог, она уверена. Она уверена на сто процентов, что он испытывал к ней то же, что и она к нему.
Лизавета с беспокойством смотрела на дочь. Взгляд потух, плечи опустились.
— Аня…
— Мама, пожалуйста. Ни одного слова о нем. Все.
Аня была похожа на привидение. Она ходила на работу, делала домашние дела, что-то ела, если Лизавета Михайловна заставляла. Она сильно похудела…
Как-то к ней зашел Анатолич, чтобы взять какие-то бумаги.
— Аня, у тебя все хорошо, не заболела? Выглядишь не очень.
— Все хорошо, Сергей Анатольевич.
— Ну, хорошо… Послушай, можешь отправить кого к Тимофею домой? Ну, кого-то из баб, чтоб прибрались, пыль протерли.
— Зачем, кто-то заселяться будет?
— В смысле «кто-то»? Его же нет давно, там цветы полить, прибраться.
— Для кого?
— Не понимаю тебя…
— Ну, он же уехал, и собаку увез…
Анатолич внимательно посмотрел на Аню, потом взял ее за подбородок:
— Ну-ка, посмотри на меня… Ах ты ж… Что же вы молчите оба? Собака у меня живет пока. А Тимофей на операцию поехал. Я ж не понимал, что ему так срочно операция понадобилась. И главное, раньше не нужна была, а тут в один день ему вдруг говорить захотелось. И главное, интересно так… Если, мол, операция не поможет, приеду, собаку заберу и уволюсь… Ну, уеду. Я говорю -тебя что, кот дурной в макушку поцеловал? А он тока бычится…
Аня медленно встала:
— Сергей Анатольевич, родненький… В какой он больнице? Операция была?
— Вот, до родненького дожил. В областной, в области. Операция сегодня быть должна была. Да погоди, к вечеру позвоним туда.
— Сергей Анатольевич, отпустите меня. За свой счет… На два, нет, на три дня…
Председатель хмыкнул:
— Вот только попробуйте меня на свадьбу не позвать… Ишь, как оно все…
***
Тимофей чувствовал, в палате кто-то есть. И это не доктор, и не медсестра. Кто-то другой. Он открыл глаза и сразу же закрыл их. Нет, только не это. Только не она… Он поклялся себе, что, если операция не поможет, то сразу уедет. Не хотел он, чтобы Аня, и Миша стеснялись его. Ничего… Он сильный, он выдержит. А не выдержит, значит так надо… Ну, Анатолич… Просил же, чтобы никто ничего не знал.
— Я знаю, то ты не спишь.
Тимофей открыл глаза, посмотрел на Аню.
— Очень хорошо, что ты сейчас ничего не можешь мне сказать. Говорить буду я.
Тимофей удивленно приподнял бровь.
— Если ты решил, что для меня главное не ты сам, а то, говоришь ты или нет, то, получается, ты меня совсем не знаешь. Если ты еще не понял, то полюбила я тебя именно такого, не говорящего, и думать… Что-то другое думать, думать, чтобы убежать, спрятаться… Это подло. Ты думаешь только о себе. А обо мне? Обо мне ты подумал?
Тимофей чувствовал, что губы растягиваются в улыбке. Пробовал сдержать, но ничего не получалось. И пусть… Пусть не поможет операция… Он поедет с Аней. Он будет счастлив, насколько сможет, сделает счастливой и ее. Он сможет увидеть, сможет понять, когда ей станет мешать его немота… Он поймет и уйдет. Неважно, сколько продлится их счастье… А сейчас он станет счастливым…
Додумать он не успел, в палату стремительно вошел доктор.
— Здравствуйте! А вы, наверное, и есть та самая причина, почему этот молодой человек вдруг вспомнил про докторов?
Аня растерянно улыбнулась. Отвечать доктору было необязательно, потому что он уже переключился на Тимофея.
— Ну, молодой человек… У меня для вас замечательные новости. Вы будете болтать, петь, смеяться и все такое прочее. Но не сразу. Я вам выдам рекомендации, и начинать говорить нужно будет очень постепенно. Хотя, как я вижу, у вас есть кому за этим следить. Что-то я не вижу никакой реакции. Ну, тогда так — операция прошла успешно! Даже лучше, чем мы рассчитывали!
Аня с визгом бросилась доктору на шею. Тимофей закрыл глаза. По щеке скатилась одинокая слезинка. А что, похоже, что быть счастливым теперь можно без всяких ограничений?
Автор: Ирина Мер