У Анны были свои, родные дети. Сын — студент первого курса, Артем и дочка Нина — тринадцати лет. Хорошие воспитанные дети, в которых Анна душу вложила. С их отцом она давно разошлась, но это уже другая история.
ЧАСТЬ 1 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ2-3 ЗДЕСЬ
Анна работала в редакции, должность называлась «завотделом». Но название – фикция… Газета существовала уже много лет, и должность была отголоском советской поры. В реальности никаких отделов не было, каждый журналист держался «своих» тем. Анна писала о культуре, вела рубрику «Найди меня, мама». Пару раз в месяц ездила в реабилитационный центр, рассказывала о ребятах с трудными судьбами, которым по разным причинам — невозможно было вернуться в родной дом. После того, как в газете выходила статья – почти для всех детей находились приемные мамы и папы.
Наверное, эти поездки в центр и стали для Анны теми каплями, которые точат камень. Но до последнего никто из коллег не знал, что Анна сама учится в школе приемных родителей, собирает документы.
Когда Анне впервые пришла в голову эта мысль, она отругала себя. По опыту знала — «души прекрасные порывы» обычно ничем хорошим не заканчиваются. Надо рассчитывать свои силы, а после сорока лет они неуклонно убывают. Только и осталось, что вырастить дочку с сыном, и доработать до пенсии. Да и кто ей даст взять ребенка в семью, если у нее нет мужа и, похоже, уже не будет…
Оказалось – очень даже дадут, и цель вполне достижимая.
Анна вспоминала, что сама росла у родителей одна, и всегда мечтала иметь сестру. О том же ей не раз говорила и Нина.
Тёмка, конечно, классный брат, но он, во-первых, слишком взрослый. Во-вторых, не буду же я с ним секретничать…
Началось всё с шутливых разговоров, но желание взять в семью приемную дочку – всё крепло и крепло в Анне. Ни с кем, кроме собственных детей она не советовалась. А их заверила, что подбирать малышку они обязательно будут вместе.
Наконец, настала пора рассматривать анкеты, и теперь Анна и Нина коротали вечера за этим занятием.
Только не очень маленькую бери, мам…. Я не хочу быть нянькой. Хочу, чтобы у меня была подружка.
Одна девочка особенно глянулась им обеим. Звали её Оля, была она моложе Нины на пару лет. То есть, нянчиться с ней не нужно, но вместе с тем Нина, как старшая, сможет подсказывать, направлять… То, что нужно.
Артем только пожал плечами, когда его позвали к компьютеру – взглянуть на фото.
Это же не мне с ней возиться, а вам…Я с утра до вечера в институте.
Артему выпало счастье – он поступил на ту специальность, о которой мечтал. Учился он вузе со страстью, и ему ничего больше не было нужно. Он собирался стать океанологом.
Девочка Оля, на которую Анна и Нина положили глаз, по мнению теток из центра «Семья», врача детского дома и воспитателей, была «золотым ребенком».
Ей больше всего на свете нужна семья, – уверяла врач, – Да, со здоровьем есть проблемы, но стоит только приложить руки…
Ей вторили воспитательницы:
Она такая эмоциональная, такая артистичная! Прекрасно учится…Если сравнивать ее с другими нашими детьми – это «подарочный вариант»
И только директор детского дома смотрела неприветливо, говорила сухо.
Я вот вам удивляюсь, честное слово… Ну, я понимаю, когда своих детей Бог не дал… Но добровольно совать голову в это ярмо… А потом, когда она вымотает вам все нервы, и вы сдадите ее обратно…Сразу ж видно – человек добрый, совестливый, вы ж потом спать ночами не будете.
Почему я ее сдам обратно? – оторопела Анна.
Сами увидите, – директорша вздохнула так, будто была Господом, и видела все заранее, – Ладно, идите, знакомьтесь…
Нет, если я ей не понравлюсь, я, конечно, не буду заставлять силой… К нам в семью – только если она захочет…
Но директор уже углубилась в бумаги, сделала вид, что не видит и не слышит – и даже прощаться не стала, когда Анна осторожно прикрывала за собой дверь.
Этот детский дом считался очень хорошим. Не так-то уж много здесь было ребят, а обстановка внутри походила на комфортабельный детский сад. У маленьких в группах – отдельные «блоки»: игровая, спальня. Игрушки, паласы, огромный телевизор… У старших – двухместные комнаты. Ну и, конечно, столовая, кабинет врача, даже библиотека.
Здесь, в библиотеке, Анну и усадили, велели ждать. Улыбающаяся воспитательница привела к ней Олю.
Анна не узнала ту девочку, которую выбрала по фотографии. Там – лукавые глаза, хвостики с пышными бантами…Девочка, что стояла сейчас перед Анной, была настороженной и напуганной. Очень худенькая, она смотрела исподлобья, и напоминала зверька, готового вырваться из рук воспитательницы и броситься наутек.
Смотри, за тобой приехала мама, – говорила воспитательница, явно торопя события, поскольку ни Анна, ни девочка еще ничего не решили, – Ты можешь ее обнять.
Оля замерла. Обниматься ее можно было лишь заставить – если прикрикнуть.
Нет-нет, не надо, – поспешно сказала Анна, – Мы сначала познакомимся, поговорим. Вы… Вы можете идти…
Воспитательница снова кивнула с таким видом, словно все было уже решено, и прикрыла за собой дверь.
Садись, – сказала Анна девочке, – Не бойся, давай с тобой просто немного поговорим.
Оля опустилась на стул. Руки на коленях, глаза – в пол.
Расскажи мне, что ты больше всего любишь делать…
Драться, – сказала Оля.
Драться? С кем? С мальчишками? Тебя тут обижают мальчишки?
Оля кивнула неопределенно — мол, можно сказать и так.
А еще что тебе нравится? – допытывалась Анна.
Пож-рать люблю, – Оля поправилась, – Поесть, когда дают что-то вкусное. Шоколад там или пиццу.
А в школе? Ты же ведь учишься в школе? Какие предметы тебе по душе?
Петь люблю. Могу вам спеть, – Оля вдруг в упор посмотрела на Анну, – А если я плохо спою, вы меня не возьмете?
Из-за своей худобы, тщедушности – она казалась младше своих лет. И эта черная кофточка с блестками – только подчеркивала ее бледность, оттеняла синяки под глазами.
А ты хочешь ко мне поехать? – так же прямо спросила Анна, – Попробовать? Или тебе нравится тут?
Мне тут…нормально. Но воспиталки говорят, что дома лучше.
Анна понимала, что, предложив Оле поехать к ней, она переступила какую-то черту – сделать шаг назад, отступить – уже нельзя,
…Потребовалось еще несколько дней на то, чтобы окончательно все уладить. Воспитательницы и нянечки прощались с Олей очень тепло, казалось, все радуются за нее. Девочку обнимали, тормошили…У Анны было чувство, что она забирает из детского дома общую любимицу.
Но первые месяцы жизни с приемной дочкой превратились в настоящий ад.
Уж слишком отличалась «домашняя жизнь» от той, к которой привыкла Оля.
Детский дом в городе был один, и постоянно находились меценаты, попечители, которые приезжали, привозили детям подарки – игрушки, вещи, сладости. Кто-то – от чистого сердца, для кого-то благотворительность становилась отличной саморекламой. Но что было, то было…
Да, в детдоме открыли кабинет домоводства – считалось, что ребят нужно учить тому, что умеют их сверстники, перенимая это от родителей. Готовить, шить, гладить…Но то ли у всех так, то ли Оля оказалась наименее прилежной ученицей, но она не выучилась ничему.
Обед в детском доме всегда готовили повара, вокруг были нянечки, воспитательницы… А здесь, дома, Олю просили убраться у себя в комнате, помыть за собой тарелку, сложить игрушки… Вот ещё – чего бы она стала этим заниматься?! Любые объяснения, увещевания, мягкие укоры – Оля считала слабостью. Она точно зверек пыталась освоиться в новой стае, занять место в иерархии повыше, и ежеминутно испытывала границы дозволенного ей. Можно ли сделать так, и еще вот так – или последует наказание?
Нина, которая готова была помогать приемной сестре, не могла освоиться с ее выходками. Оля брала украдкой ножницы и вырезала картинки из книг, дорогих изданий, стоявших в домашней библиотеке. Или устраивала такой бардак в своей комнате, что туда войти было невозможно. – дверь просто не открывалась, вещи кучей валялись на полу… Или закатывала истерику- аж соседи прибегали узнавать, ничего ли страшного не случилось – может, полицию вызвать?
Теперь Анне казалось, что в детском доме все провожали их с такой радостью потому, что надеялись – Оля уже не вернется назад. Сама она нередко сидела ночами на кухне, курила, вспомнив привычку молодости, и думала — что-то принесет ей завтрашний день, и как его пережить.
Олю нельзя было отдать в обычную школу, в класс, соответствующий ее возрасту – она и читать-то умела едва-едва. И Анна, не знавшая серьезных проблем со своими детьми – трепетала, что приемная дочь в лучшем случае не будет выполнять требования учителя, а в худшем – изобьет кого-нибудь из одноклассников или проштрафится еще серьезнее.
А потом позвонила директор того самого детского дома.
Ну, — спросила она, – Как у вас дела? Как справляетесь?
Анне померещилось ехидство, но ее хватило только на то, чтобы спросить:
Скажите лучше, как вы с ней справлялись?
Понятно, – директор помолчала, – Когда вы решили взять Олю, я с самого начала хотела вас отговорить. Такой ребенок не каждому по силам. Но тут все наши – прямо хором – на меня набросились – говорили, что я лишаю Олю единственного шанса. И что вы думаете делать дальше?
Времени прошло еще немного. Я буду стараться до последнего… Испробую всё… Вдруг удастся наладить контакт…
Как она ведет себя у вас? Истерики закатывает?
Уже по молчанию Анны директор поняла, что угадала.
Знаете, что я вам скажу… Есть у нас тут одна девочка…
Но я же не могу менять одну на другую, – испугалась Анна.
Я и не говорю вам – менять. Вам может показаться, что я чушь несу, но послушайте… Возьмите еще и Соню. Вам с нею не тяжелее, вам с ней легче будет…
Что за Соня такая?
Девочка, отказница…Ей уже шесть. Вот этому ребенку обязательно нужна семья…
Подождите, я не понимаю… От нее только недавно отказались? Или родителей на днях лишили прав?
Директор вздохнула:
Насколько я понимаю, мать написала от нее отказ просто потому, что очень молодая…Ну и… Не было у нее возможности воспитывать дочку. Соня ни дня не жила в семье, она просто не знает, что это такое. Обычно маленьких девочек сразу берут, но тут не случилось… Пока не случилось … я не сомневаюсь, что и Соне мы найдем родителей рано или поздно, просто мне кажется, что вы с этой девочкой очень подходите друг другу.
Анна молчала, но в этом молчании было недоверие. Если в первый раз она ехала в детский дом с открытым сердцем, готовая принять и любить, то теперь ей казалось – ее хотят обмануть. А еще одну такую же Олю она не выдержит, просто не хватит сил.
– Подумайте, – сказала директор перед тем, как положить трубку.
Анна сама не могла объяснить – как так произошло, что через несколько недель она снова звонила в дверь детского дома.
На этот раз воспитательницы и нянечки вели себя как будто смущенно. Без лишних вопросов Анну проводили в кабинет директора. А та сама привела девочку .
…Они стояли и глядели друг на друга, и глаза Сони были такими серьезными, будто не ребенок был перед Анной, будто за плечами Сони была долгая и трудная жизнь.
Анна присела на корточки, чтобы глаза ее были на одном уровне с глазами малышки. Соня вздохнула коротко, а потом подошла и обняла ее за шею.
Я знаю, ты за мной пришла…
Анна еще не могла отдать себе отчет в своих чувствах, но Соня уже все поняла. Они кивнула директорше, которая стояла и покусывала губы, чтобы не плакать. Мол, всё хорошо, это действительно моя мама.
Когда Анна открыла дверь своего дома, и пропустила вперед Сонечку, у всех домашних возникло странное чувство – словно эта пара уходила ненадолго, куда-нибудь гулять, а теперь наконец-то вернулись.
Нина с улыбкой приглядывалась к малышке, у Артема рука точно сама собой потянулась погладить ее по волосам, и только Оля сказала недовольно:
-
Зачем эту мелкую выбрали? Там такие мальчики были классные в старших классах…Если уж еще кто-то понадобился, надо было кого-нибудь клёвого привезти…
Анна переглянулась с дочерью. Уж неизвестно как там, в детском доме обстояло с этим вопросом, но не раз уже казалось домашним, что Оля пытается кокетничать с Артемом, вот только парень не обращал на нее никакого внимания.
А ты Соню помнишь? – спросила Анна у Оли.
Я там к малявкам не приглядывалась, они вообще отдельно жили – в своих комнатах.
И тем не менее Оля, с ее удивительной способностью приноравливаться к самым разным обстоятельствам, если это сулило ей выгоду, постаралась обходить Сонечку, как некую священную корову. Хотя и свободно жилось ей в семье Анны, и до сей поры не наказывали ее здесь – Оля чувствовала некую черту, через которую нельзя было переходить даже ей — «бедной сиротке».
В квартире было три комнаты. Одну из них – самую маленькую – занимал Артем, вторую Нина разделила с Олей, третью домочадцы между собой называли «кают-компанией». Здесь собирались за столом пить чай, тут стоял письменный стол Анны, а у противоположной стены – диван, на котором она спала. Поздно, когда все ложились, Анна еще пару раз обходила дом, проверяя, все ли в порядке – заперты ли входные двери, погашено ли электричество, спят ли дети. Она прислушивалась к их дыханию – никто ли не заболел, не мучает ли бессоница. Словом, она была капитаном корабля, не знавшим покоя, позволявшим себе лишь короткий отдых.
Анне всё чаще приходила в голову мысль, что с появлением Оли, жизнь ее родных детей стала труднее – надо приспосабливаться, надо пережидать все эти взрывы эмоций, без которых Оля не могла.
Анна думала, что маленькая Сонечка захочет жить «с девочками» – в этом возрасте старшие становятся подчас просто кумирами. Но Соня без возражений заняла уголок в кают-компании, который ей отгородили ширмой.
Когда же у Оли случилась очередная истерика – повод для этого был нужен самый незначительный, зато спектакль разворачивался знатный – произошло неожиданное. Оля лежала на полу, визжала, колотила по ковру руками и ногами. Анна подумала, что Соня испугается, и надо ее увести, занять чем-нибудь, а потом вернуться к приемной дочке и постараться успокоить ее.
Но Соня покачала головой, неслышно подошла к Оле, и села рядом с ней.
Не надо…, – Анна больше жестами показывала, чем говорила, – Пойдем отсюда…
Оля плохо контролировала себя в таком состоянии. Она и ударить могла – того, кто подвернется под руку.
Но Соня не ушла. Она положила ручку на стриженый Олин затылок – это была и ласка, и просьба утихнуть. И Оля начала успокаиваться на глазах. Вот стихли крики, вот она перестала сучить ногами, всхлипнула еще пару раз – и затихла. А потом села и начала оглядываться – словно приходила в себя после тяжелого сна.
Иди…умойся, – сказала ей Соня, – А то у тебя глазки красные….
В тот раз Анна решила, что Оля унялась потому, что Сонечка была спокойна. Известно же, что при истерике нужны взволнованные зрители. А если на твои выходки никто не реагирует, то нечего и стараться. Но после этой сцены Оля непривычно долго держала себя в руках. А когда вновь разразилась буря, она вновь стихла за считанные минуты, благодаря малышке.
И снова Анна отшутилась, сказав Соне:
Ты как-то хорошо на нее влияешь….чудо просто…
Знаешь, мам, – задумчиво откликнулась Нина, – Соня и вправду какая-то особенная… Ты не замечаешь? Рядом с ней не хочется ни ссориться, ни злиться.. Вокруг нее – мир .вот словно штиль на море.
В другой раз Анна вернулась из редакции с отчаянной головной бол-ью. Не так уж часто случались такие приступы, но и справиться с ними было нелегко. В ход шли всевозможные лекарства, сложные их комбинации, чтобы хоть что-то помогло. Но на памяти детей было несколько случаев, когда матери приходилось вызывать «скорую помощь».
А тут как на грех нужно было срочно дописать статью. Ее ждали в номер. Без всякой надежды вытряхнула Анна на ладонь таблетки из пузырька, запила их водой. Потом она сидела за ноутбуком, прикладывая ладонь к левому виску, где боль грызла особенно люто.
Соня подошла, держа обеими руками любимую свою игрушку – зайца с длинными ушами.
У тебя головка болит? – спросила она Анну.
Откуда ты знаешь?
У тебя глазки больные, ты морщишься и головку рукой держишь…
Какая ты наблюдательная… Ничего, скоро пройдет, я выпила лекарство.
Соня молча отнесла зайца в кресло. Потом подошла, положила на голову Анны маленькие прохладные ладошки. Это сразу принесло некое облегчение. Через несколько минут Анна поняла, что ей очень хочется спать. И что боль ушла, будто разжались, наконец, тиски, сжимавшие виски.
Ребята, я лягу, ладно? – пробормотала Анна.
Последнее, что она помнила – то, что устраивает голову на подушке, а Сонечка укрывает ее старым, но удивительно мягким клетчатым пледом.
Анна проспала до позднего вечера, и проснулась совершенно здоровой. А статью она успела написать к утру.
И даже Артем, который не любил, чтобы ему мешали, не возражал, когда Сонечка приходила к нему в комнату и устраивалась в кресле с книжкой. Читала она еще неважно, ей нужны были картинки. Глядя на них, она шевелила губами, точно придумывала истории сама для себя.
Может, забрать ее, – как-то спросила Анна, увидев, что девочка опять сидит в комнате старшего брата.
Не надо, мам, – сказал Артем, – Мне в ее присутствии как то лучше работается. В голове яснеет, что ли…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ