Изредка соглашалась Нина пойти с Пашей в кино, но обязательно в компании ребят. Или позволяла проводить себя до общежития, сумки тяжелые донести. Но над комплиментами его смеялась, язвила, давала понять, что не нужен он ей. А потом и от коротких редких встреч отказываться стала.
А всё потому, что узнала Нина Тонькину тайну и не хотела себе такой судьбы. Соседка редко бывала в общежитии, а занятия в техникуме пропускала.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
— Ухажер у Антонины появился, — со смехом сказала Манька, когда Тоня торопливо скинула книги на свою кровать и выбежала из комнаты.
— Давно уж, — фыркнула Вера, — вот уже год бегает не пойми куда с бешеными глазами.
— Интересно, что же он ее замуж не берет, — задумчиво произнесла Маня, — ведь и правда, давно она в общежитии не ночует.
— Да зачем она ему нужна такая? – с жалостливым презрением промолвила Вера. – Ты же видишь, ходит лохматая, под глазами синяки, хоть бы румяна нанесла! То разжирела в прошлом году, помнишь? То худая, вон, ходит, как щепка!
Нина в такие разговоры не вступала. Ей и самой казалось странным поведение Тони. Мысленно злилась она на поклонника девушки, который уже столько времени водит ее за нос и не женится. Интересно, кто он?
— Да уж, — согласилась Маня, — обычно влюбленные девушки расцветают, а наша чахнет.
Однажды Нина вернулась в общежитие пораньше. У нее разболелась голова и она отпросилась с лекций. Она была прилежной ученицей, потому и отпустили ее домой.
Картина, которую увидела Нина в комнате, просто ошарашила ее. Тонька на своей кровати…пеленала младенца! На вид ребенку было месяцев семь.
Увидев Нину, Тоня испугалась и вскрикнула. Она схватила малыша, прижала к себе и попятилась назад.
— Тонька, ты чего? – удивилась девушка. – Не бойся. Чей это ребенок?
Нина недавно получила весть из дома, что Аксинья, ее мачеха, опять беременна. Девушка даже пошутила, сказав соседкам, что привезет им брата или сестру, чтобы понянчиться. Первой ее мыслью было, что Тонька принесла в общежитие ребенка кого-то из родственников.
— Это…мой, — ответила Антонина и густо покраснела.
Нина постаралась скрыть эмоции, чтобы не волновать молодую мать. Вон она дрожит, будто лист осиновый. Девушка подошла к подруге и протянула руки.
— А дай мне подержать его, — произнесла она с улыбкой, — это мальчик?
Тоня с облегчением дала малыша на руки соседке. Да, это мальчик Тимофей. По реакции Нины она поняла, что бояться ее не стоит. Не выдаст, не предаст.
— Тимофей, Тимофеюшка, — ворковала Нина над детским личиком, — Тимка, хороший мой мальчик. Ах, Тонька, какая ты счастливая!
Тоня усмехнулась. Эх, знала бы ее подруга.
— Да уж, счастливая, — мрачно ответила девушка.
В этот момент Нина поняла, что сказала глупость. Счастье – это когда ребенок родился в семье и может жить со своей матерью. А у Тимохи, похоже, все не так хорошо с семьей. Мать и то урывками видит.
— Тонька, а где же он у тебя живет? – спросила Нина.
Антонина вздохнула. Наверное, лучше будет рассказать обо всем подруге. Держать всё на сердце было невыносимо. Да и что толку теперь скрывать?
— У меня был роман с мужчиной намного старше меня. Он красиво ухаживал, я просто с ума сходила, — начала свой рассказ Тоня, присев на кровать, — я тогда не знала, что у него есть семья.
— Он скрывал от тебя, что женат? – удивилась Нина, укачивая малыша на руках.
— Мне даже в голову не приходило спрашивать, — прошептала Тоня, — мы встречались каждый день, я все ждала, когда он меня с родителями познакомит. Он говорил, они в деревне живут.
— И долго вы встречались? – затаив дыхание, спросила Нина.
— Три месяца, — ответила подруга, — а когда я поняла, что беременна, была так счастлива. Думала, и он обрадуется, поженимся сразу.
— А он не обрадовался, — тихо произнесла Нина, продолжая качать младенца.
Тоня покачала головой. Не обрадовался, потребовал избавиться от плода. Сказал, что женат на влиятельной женщине. Мол, если узнает отец супруги об интрижке, то всем несдобровать.
— Он сразу бросил меня, сказал не искать его. Ребенка я оставила, не смогла сделать того, что он требовал, — продолжала Антонина, — вот только мои родители даже слышать не хотели, что родить могу без мужа.
— Они отказались помочь тебе с Тимофеем? – сочувственно спросила Нина, прижимая к себе маленький теплый сверток.
Тоня покачала головой. Глаза ее наполнились слезами при воспоминании о том, что сказал ей отец на известие о беременности дочери. Он сказал, что когда-то бабы топиться ходили, если не уберегли себя до брака, лишь бы не приносить в подоле. Именно это разгневавшийся родитель и посоветовал ей сделать, если отец ребенка откажется узаконить отношения.
— Так ты им не сказала, что всё же родила? – в ужасе прошептала Нина. Она и представить себе не могла, что в подобной ситуации утаила бы от Алексея или Аксиньи свою беду. Уж они бы точно помогли, и ребеночка бы сами вырастили. А ведь Аксинья ей даже не родная мать!
— Не сказала, Тимофей живет у одной моей знакомой. – ответила Тоня. — Здесь, в семейном общежитии неподалеку. Она согласилась смотреть за ребенком все то время, что я не рядом. За небольшую плату.
— И как долго это будет продолжаться? – воскликнула Нина. Ей невыносимо было видеть, как подруга разрывается между учебой и сыном, как мучается от необходимости хранить тайну. А в это время кроха живет у практически чужих людей.
— Пока я не получу диплом. Тогда Тимофей пойдет в детский сад, а я буду работать, — ответила Антонина.
— Как же ты скрыла от нас беременность?
— Помнишь, Маняша говорила, что растолстела я? А уж когда совсем видно стало, я уехала вроде как в деревню. Благо, на лето пришло то время. Устроилась я дворником в другом конце города, комнатушку дали в подвале.
— Ты работала дворником? – Нина была поражена. – Но как же?
— А что было делать? Благо, живот не слишком большим был, даже врачи удивлялись… Ладно, что уж рассказывать – провести всех вышло, а вот себя нет…
Нина с сочувствием смотрела на подругу. Ей было безмерно жаль ее, но при этом она не могла не восхищаться ее мужеством. Растить ребенка, учиться, не имея абсолютно никакой поддержки!
Тоня посмотрела на часы и стала собираться. Скоро девчонки вернутся, надо успеть покинуть общежитие до их прихода. Она и слышать не хотела о том, чтобы раскрыть свою тайну еще кому-то. А вдруг в техникуме узнают? Тогда она и места в общежитии лишится!
****
С того самого дня Нина стала помогать подруге. Она подменяла ее, и сама нянчила Тимофея, частенько гуляла с малышом. Теперь уже и о ней шептались Верка с Манькой, но девушка их не слушала.
А Пашка-то стал сцены ревности устраивать. Ведь Нина теперь всегда отказывалась от встреч. Однажды подкараулил он девушку около общежития поздно вечером.
— А ну говори, с кем встречаешься! Видел я, что ночами шляешься, говори, с кем водишься? – закричал Павел, схватив девушку за руку.
Нина страшно разозлилась. Она увернулась и со всей силы стукнула обидчика по голове сумкой с тетрадями. Павла это не остановило, даже раззадорило. Он пытался увести девушку в сторону, продолжая изливать гнев.
Паша то пытался говорить сдержанно, то срывался. Не выдержав, Нина смачно плюнула ему в лицо. Свидетелями плевка стали люди около общежития. Эта сцена вызвала дикий смех у молодежи. Паша пробурчал какое-то ругательство и оставил девушку.
С тех пор Нина его не видела. Не было у нее времени вспоминать поклонника-грубияна. Да и с другими не складывалось. Была у девушки задача поважнее – подруге помочь Тимку маленького вырастить, да учебу не запускать.
Родители передавали ей из деревни творог, сметану и молоко. Овощей тоже не забывали. Теперь Нина не говорила, что этого «слишком много». А Аксинья и радовалась.
— Взрослой девочка наша становится, учится, сил надо много. Аппетит здоровый! – говорила она Алексею, своему мужу. Он тоже радовался. Хорошо ест девка, значит ладно у нее все!
****
А через несколько месяцев город оказался заблокирован немецкими войсками и их союзниками. К началу блокады в городе находилось недостаточное количество продуктов и топлива, чтобы выдержать долгую осаду.
А внутри города, среди миллионов людей юные девушки боролись за свои жизни…
ЧАСТЬ 3
Оставался единственный путь сообщения – Ладожское озеро.
Довольно скоро начался массовый голод. Положение осложнялось холодами, которыми встретила жителей первая суровая зима. Филатовы не могли передавать продукты дочери. Информации было ничтожно мало. Письма, которые писала Нина домой, как и послания других жителей, оказавшихся в блокаде, проверялись.
Об осадном положении писать нельзя. Так и пояснил девушкам комендант общежития, возвращая распечатанные письма.
Почти сразу ощутили студентки бедственность своего положения. Голод и холод вскоре стали невыносимыми. Девочки делились остатками продуктов, мылом и одеждой.
Для учащихся были организованы обеды. Первое время даже скудного рациона хватало для того, чтобы продолжать учиться и работать. Но вскоре норма сократилась до бульона на вареной свекле и ложки перловой каши. Хлеб все меньше напоминал мучное изделие. Теперь в нем были целлюлоза, жмых и обойная пыль. Однако и такого хлеба было ничтожно мало.
Тяжелее всех приходилось Тоньке. Только Нина понимала, насколько тяжело ее подруге. Вскоре та самая знакомая, у которой находился Тимофей, тяжело заболела, и сказала, что больше не сможет заниматься ребенком. И пришлось Антонине привести сына в общежитие.
Никто не обрадовался и не умилился появлению ребенка. Голод и нужда настолько вытеснили из людей привычные чувства, что почти не осталось ни у кого сострадания, жалости и понимания. Тимка просто был еще одним ртом. К тому же он постоянно плакал.
Нина была на хорошем счету в техникуме и у руководства общежития. Она сказала коменданту, что Тимка – это сынок ее погибшей сестры. Ситуация была из ряда вон выходящей, но ребенка позволили оставить.
Нина предприняла попытку вывезти Тоньку с Тимой в деревню. Но увы, власти не позволили им покинуть город. Пришлось женщинам вернуться обратно. Помимо учебы девушкам теперь предстояло работать…
Однажды девушка возвращалась в общежитие. В этот день состоялось только одно занятие. Борис Николаевич, один из преподавателей, умер от истощения. Нина шла и плакала. Слезы застилали ей глаза.
Как же не хотелось идти домой. Ей невыносимо было видеть исхудавших девчонок и слышать голодный плач Тимки. Ему уже было больше года, его маленьким ножкам пора было уже вовсю бегать. Но из-за слабости он все чаще лежал и тихо скулил.
— Нина…, — мужской голос окликнул ее.
Девушка неловко обернулась. Ей ни с кем не хотелось разговаривать. Невероятно, это был Паша. Он был хорошо одет, от него веяло благополучием.
Острую злость ощутила Нина при виде лощеного мужчины. От него веяло сытостью и благополучием. Не знала она, как ему удалось сохранить такой вид, но просто закипала от такой несправедливости. В ее понимании он будто отобрал всю еду и тепло, в которых так нуждались Тонька с Тимой, Маня, Верка и она сама.
— Что тебе нужно? – сквозь зубы прошептала девушка.
— Я был в деревне. Может быть, тебе интересно. Твои живы-здоровы. Голода пока там нет. Худо, конечно, но люди держатся. — ответил Павел.
— Благодарю, — сухо произнесла Нина. Новости из дома ее, действительно, волновали. — Она даже не стала спрашивать, каким образом он выехал из города, когда их не отпускали… Ах, вряд ли он работает.
— Нин, как твои дела вообще? – тихо спросил мужчина.
В голосе его звучало участие, но Нина не хотела ничего слышать. Пусть идет своей дорогой и ест. Где-то же он, наверняка, ест. Маленький Тимка умирает, а у этого даже щеки не похудели.
— Убирайся, — со злой гримасой прошипела девушка, — мы все умираем от голода, ты еще спрашиваешь, как мои дела?
— Я знаю, потому и спрашиваю, — ответил Паша, — я могу помочь. У меня есть продукты. Их достаточно.
Казалось бы, в этот момент Нина могла увидеть в лице бывшего воздыхателя своего спасителя. Своего и Тимкиного! И всех ее подруг, что стонут в общежитии от голода.
— Нет в городе продуктов. Нет ни у кого, — холодным голосом сказала Нина, — магазины закрыты, заколочены.
Произнеся эти слова, Нина кивнула на здание большого гастронома, окна и двери которого были заколочены досками. Павел кивнул.
— Все закрыто, но не для всех, — ответил он, — ты никогда не увидишь здесь ни очередей, ни людей с сумками. Продажа идет по часам, иногда даже ночью. Но никто этого не знает. Только ты молчи, не говори никому. Я могу вам помочь.
Павел попытался обнять девушку за плечи, но она скинула его руки с неприязнью. Он не стал настаивать, просто написал на клочке бумаги карандашом адрес, и сунул записку Нине в ладонь.
— Убирайся, — повторила девушка. Ей было противно слышать про магазины, которые работают для избранных.
Врет он все, каким был, таким и остался. Нет таких магазинов, и быть не может. И знать Нина не желала, где же он откармливает свое ненасытное брюхо. Обокрал кого-то, убил, забрал…
А у кого забрал? Нет же ни у кого ничего. Этими мыслями Нина не хотела забивать свою голову. Потому разорвала записку на мелкие клочки на входе в общежитие.
В комнате пахло беспросветностью и голодом. Маня отвернулась к стенке и, наверное, спала. Вера читала. А Тонька лежала с открытыми глазами, прижимая к себе Тимоху. Малыш уже не кричал, просто тихонько постанывал.
Будто кто-то большой и сильный оказался рядом с Ниной в этот миг. Словно ледяная рука сжала ее сердце. А вторая рука развернула лицом к выходу и вытолкнула из комнаты вон.
«Беги за ним, у него есть еда. Спасай Тимку» — будто услышала Нина чей-то незнакомый голос.
Побежала она, хотя сил у нее почти не осталось. Понимала девушка, что Павла ей уже не догнать. Запустила руку в мусорную коробку и собрала бумажные кусочки с заветным адресом. Будто пазл складывала она листочки.
Улица, указанная в записке, была ей знакома. Это далеко, пешком ей не дойти. Какое счастье, что еще ходили трамваи. Девушка присела и уставилась в окно.
Не было в голове у нее мыслей о том, что потребует с нее ухажер за продукты. Это неважно. Главное, чтобы у него была еда. Ей надо было спасти маленького Тимку и его мать.
*****
Нина постучала и Паша открыл ей дверь почти сразу. Лицо его выражало удивление, он жестом пригласил девушку войти.
В большой квартире можно было забыть о том, что город прозябает в нищете. Здесь не было и намека на то, что рядом кто-то умирает от голода и холода. В комнате был камин, который отапливался дровами.
— Мне привозят, меняю на продукты, — коротко сообщил Павел, понимая, что этот вопрос будет задан. Во всем городе не было дров.
— У тебя их так много? – полюбопытствовала Нина, стараясь заглушить нарастающее возмущение.
Паша с усмешкой отодвинул шторку и обвел руками полки. Нина ахнула.
Широкие полки были уставлены пакетами с мукой, банками тушенки и концентрированного молока и даже вина. Здесь хранились самые разные сладости – шоколад, конфеты, сахар. А еще тут были самые разные крупы, соль, спички, мыло, бумага.
У Нины перехватило дыхание. Да этих запасов хватило бы на то, чтобы безбедно жить долгие месяцы.
— Это еще не все, — тихо произнес Паша и указал на большие сундуки в прихожей, — можешь открыть и посмотреть.
Ящики были заполнены бинтами, какими-то тканями, теплыми свитерами. Здесь находился большой мешок с орехами, несколько банок конфитюра и…
— Что из этого ты можешь мне дать? – резко произнесла Нина и захлопнула ящик. Хватит, насмотрелась. Теперь пора переходить к делу. Она уже готова была на всё ради этого.
Павел равнодушно пожал плечами и обвел рукой места, где хранились продукты. Нина многозначительно подняла кверху бровь.
— Что я должна буду тебе за это? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Ничего, — коротко сказал мужчина и посмотрел в окно.
Ответ вызвал у девушки раздражение. Пусть бы брал, что ему нужно, и дело с концом. Он собирается играть в порядочного парня?
— Я умираю, — произнес Паша, — у меня неизлечимая опухоль, которая с каждым днем становится все больше. Сам все это, как ты понимаешь, я не съем.
Нина во все глаза уставилась на мужчину. Он рассказал, что давно уже мучается болями в желудке. Плохое самочувствие усиливалось, лекарства не действовали.
— Когда я понял, что мне недолго осталось, попытался вывезти все это к родне, к тетке в деревню. Родителей моих уж несколько лет нет в живых, а деревне лишь тетушка, да братья-сестры двоюродные, — продолжил Павел, все еще глядя в окно, — но с каждым разом прорываться через посты стало сложнее. Тем более с грузом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
