Артём приоткрыл дверь. В дом сразу ворвался ледяной ветер. В одном он был прав: в доме ветра не было. На пороге стоял старик в надвинутой на брови лохматой шапке. Воротник тулупа поднят, сам тулуп перехвачен широким ремнём, на плече охотничья двустволка.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Здравствуйте. — Тёма настороженно рассматривал нежданного гостя.
— Доброго здоровьичка! — Старик сдвинул шапку на затылок. — А я гляжу, у Агафьи свет зажёгся. Глянуть решил, что за люди. Вдруг недобрые.
— Я внук бабы Агаши. — Тёма вглядывался в старика. — Артём. А вы? Вы, кажется, напротив живёте, да? Фёдор…
— Ильич я, как Ленин. А я тебя помню малёхо. Только малой ты тогда был, носился по огородам-то.
— Было дело. — Кивнул Артём. — Фёдор Ильич, а у вас случайно дров сухих нет? Мы с девушкой моей хотели печь растопить, а не выходит отчего-то.
— Не в дровах дело. — Старик снял с плеча ружьё, осторожно приставил к стене, кряхтя, опустился на корточки. — Давно не топили. Дом, он, Тёмка, хозяина требует. А коли нет такого, обижается, что бросили, навстречу не раскрывается. Ох и дров ты набил.
— Хотел, чтобы побыстрей теплее стало. — Признался Артём. — Я видел, как бабушка топила, и дрова подбрасывал, а вот с нуля не разжигал.
— Скоро только кошки родятся. — Проворчал старик, ловко перекладывая дрова, и поджигая подготовленную Артёмом щепу.
Саша с удивлением смотрела, как под узловатыми, тёмными его пальцами начинает плясать огонёк, как схватываются дрова, которые у них с Тёмой только дымили.
— Вы как Прометей! — Восхищённо воскликнула она. — Пришли и принесли нам огонь.
Фёдор Ильич поднял голову, посмотрел на Сашу, словно только что увидел её, и улыбнулся.
— Ишь ты! Прометей. Скажешь тоже. Ты вот точно Огневушка-Поскакушка. Знаешь сказ такой у Бажова есть?
Саша наморщила лоб, вспоминая.
— Не помнишь. — Заметил старик. — А мне он больно люб был. Матушка покойная читала. Мальчонка там был, звали его как меня, Федюнькой. А дед Тюньшей называл. И меня батя в шутку так же кликать пробовал. Я обижался, злился даже, боялся, что приятели мои услышат. И девчонка была рыженька, из огня выпрыгивала.
— Ну я разве что рыженькая. — Саша улыбнулась. — А с огнём у меня не сложилось.
Старик тихо засмеялся, прикрыл дверцу печки.
— Вот что, молодёжь. Вещи берите, да идите за мной. Дом выстужен, протопить сиюмоментно не выйдет. Помёрзнете к утру. Пусть печь раздышится, стены от мороза отойдут. Завтра утром уже полноценно топить будете, а сейчас носы морозить неча. Устрою вас на ночлег.
Он поплотнее надвинул шапку, забрал ружьё, проверил заслонку и велел.
— Запирай двери, Тёмка. Чужие не ходят здесь, но времена сейчас сам знаешь, какие.
Позже, когда накормленные горячей рассыпчатой отварной картошкой и напоенные душистым чаем на травах, они лежали под тёплым одеялом, Саша шепнула.
— Бабушке так и не позвонили. Кажется, завтра что-то будет.
— Не волнуйся. Завтра прямо с утра и позвоним. — Так же тихо ответил Артём.
* * * * *
— Как не приехала? Виталя, ты уверен? — Ольга Павловна схватилась за сердце.
— Мама, конечно, я уверен. — Виталий Алексеевич нахмурился. — Саша и не собиралась приезжать домой на эти каникулы. Она говорила с Юлей.
— А мне сказала, что передумала. Господи, неужели этот негодный мальчишка втянул её в какую-то историю?
— Какой мальчишка? — Отец Саши нахмурился. — Санька что, встречается с кем-то?
— Не спрашивай, сынок! — Ольга Павловна всхлипнула. — Помнишь эту твою Галю Лапину?
— От которой ты меня так тщательно ограждала? — Усмехнулся её сын. — Ещё бы.
— Ограждала, и правильно делала. — Вскинулась Ольга Павловна. — Как шла она по кривой дорожке, так и дошла до ручки. Связалась с таким же, как сама. У Серёги этого отец сидел, и его самого едва не посадили по малолетству. Сейчас пьют оба.
— Мама, к чему этот экскурс в личную жизнь Гали Лапиной?
— Беспалова она сейчас. И мальчишка, который пристал к Саше, её сын — Артём. Артём Беспалов.
— И что, тоже проблемный парень? — В голосе Виталия Алексеевича послышались тревожные нотки.
— А ты как думал при таких родителях? — Ольга Павловна почти билась в истерике. — Вот где она сейчас? Телефон не отвечает. Сама не звонит. Что делать, сынок?
— Подожди, мама, мне надо подумать. Возможно, ничего страшного не произошло. Но, если Саша не позвонит в ближайшее время, придётся идти в полицию.
— Виталя, ты поразительно спокоен для человека, у которого пропала дочь! — Ольга Павловна нажала на кнопку и направилась к вешалке. Если родители Саши не шевелятся, то она сама начнёт искать внучку. Торопливо оделась, вышла из подъезда и зашагала к соседнему дому.
На звонок сначала никто не отвечал, но потом раздался какой-то шум, и на пороге возникла растрёпанная Галина. Ольга Павловна брезгливо поморщилась. И раньше не слишком аккуратная, сейчас Лапина выглядела совсем плохо. Лицо отекшее, волосы давно не знали рук парикмахера, несвежий спортивный костюм.
— Чего кривитесь? — Фыркнула хозяйка вместо приветствия. — Не нравлюсь? А я вам никогда не нравилась. Пришли зачем?
— Здравствуй, Галина. Не к тебе я. Сын твой где?
— В Караганде. — Огрызнулась женщина. — Вам-то что от него понадобилось? Уехал Тёмка. На заработки подался.
— На какие заработки? — Ахнула Ольга Павловна. — Куда?
— Опять двадцать пять. — Возмутилась Галина. — Сказала, не знаю. Оставьте вы уже нас в покое!
— Я? — Сашина бабушка задохнулась от возмущения. — Да это ваша семейка никак не может отстать от нас. Говори, куда твой каторжанин внучку мою увёз?!
— Внучку? — Галина всплеснула руками. — Вот Тёмка, вот дypилка картонная, нашёл, с кем связаться. От вас же бежать надо без оглядки.
— Ты, вижу, недалеко убежала. Прямо у порога в яму угодила, да ещё в какую. — Ольга Павловна развернулась и начала спускаться по лестнице.
— Не вру я. — Крикнула Галина ей вслед. — Не знаю, где сын.
— Полиция узнает! — Ольга Павловна даже не обернулась. — И найдёт.
Надо вернуться домой, найти Сашину фотографию. Ольга Павловна не признавала снимков в телефоне, считая, что подобный аппарат нужен исключительно для звонков. Поэтому фотографии внучки у неё имелись, и предоставить их правоохранительным органам бабушка была готова. Она уже достала ключ, когда раздался звонок.
— Саша! Сашенька! Ты где? — Ключи звонко упали на бетонный пол.
— Бабуль, прости, что не сказала правду. — Голос Саши с трудом пробивался сквозь помехи. — Со мной всё хорошо. Я приеду к началу занятий.
— Саша, немедленно возвращайся! Скажи, где ты. Я позвоню твоему отцу. Он приедет за тобой!
— Никому не надо звонить, ба. Я уже взрослая, не волнуйся.
Связь прервалась. Ольга Павловна вздохнула, подняла ключи.
— Взрослая… — С горечью произнесла она. — Взрослые люди так себя не ведут…
* * * * *
— Позвонила? — Артём протянул Саше её перчатки. — Надень. Замёрзнешь.
С помощью Фёдора Ильича они снова растопили печь и немного прогрели дом. Перенесли вещи и отправились искать место, откуда можно позвонить. Связь появилась лишь на краю деревни, над оврагом. И то не слишком устойчивая, прерывистая. Но всё же это было лучше, чем ничего.
— Позвонила. — Грустно сообщила Саша. — Бабуля сердится. Требует, чтобы ехала обратно.
— Может быть, она права? — Артём заглянул ей в глаза. — Ну, раз ты увидела, что крыша над головой есть, жить здесь можно, то теперь ничего не мешает тебе вернуться домой.
— Мешает.
— И что?
— Не «что», а ты. Я обещала, что останусь с тобой до конца каникул. А то, что считает бабушка, это совсем даже не руководство к действию.
Артём никак не отреагировал на её слова, но Саша заметила, что он повеселел.
— Тогда пойдём заниматься хозяйством.
Парень натаскал и нагрел воды, принялся, не прося Сашу о помощи, перемывать найденную в шкафу посуду. Ей стало неловко, и она хотела было присоединиться к нему, но он попросил.
— Почисть пока картошки, пожалуйста.
Фёдор Ильич дал им полмешка картошки и банку огурцов. От денег отказался наотрез.
— К весне дело, того и гляди прорастать начнёт, ешьте.
Саша принялась неловко ковырять комковатые некрупные клубни.
— Не очень-то получается у тебя. — Заметил Артём, поглядев на её мучения. — Не умеешь?
— Просто картошка какая-то. — Смутилась Саша.
Мама и бабушка не слишком напрягали её хозяйственными вопросами, но картофель, который они обычно покупали, всегда был довольно крупным и ровным, и почистить его можно было даже с помощью овощечистки. Здесь же, казалось, и нож был неудобный, и клубни мелкие, с кучей глазков и неровностей.
Тёма отложил тряпку, взял нож из Сашиных рук и ловко принялся орудовать им. Очищенные картофелины одна за другой плюхались в кастрюлю.
— Эта картошка ничего ещё. — Он улыбнулся Саше. — Я и не такую чистил. Один раз совсем плохая попалась, я и срезал потолще, чтобы глазки не ковырять. Отец увидел, подзатыльник дал. Достал эти очистки толстые из мусорного ведра, помыл их и сварил мне в отдельной кастрюле. Сказал: «Один раз съешь, навсегда запомнишь». Я и запомнил. Они нормальную картошку ели, а я плакал и давился очистками. Потом, когда баба Агаша узнала, обругала отца и сказала, что детей даже во время войны беречь старались, лучший кусок отдавали, а сейчас некоторые в мирное время своё будущее на вoдкy меняют. И что не воспитание это, а чистой воды издевательство. Но зато картошку я чистить научился любую.
— Тёма, неужели ты так жил? — Саша смотрела на него широко открытыми глазами.
— Да нормально жил. — Тёмка пожал плечами. — Здесь, в деревне, вообще раздолье было. Дед Фёдор про огород вспоминал вчера. Было дело. С пацанами набеги делали летом. То морковки молодой натырим. Она сладкая, тоненькая ещё, то огурцов, а потом на рыбалке точим с солью и хлебом. Но самый смак — горох молодой.
Он зажмурился от воспоминаний и весело пояснил.
— У бабы Агаши не рос он. А вот у деда Фёдора как раз был. Мы увлеклись раз, рвём, за пазуху набиваем. Вдруг — атас, хозяин! Мы дёру. Надо через забор, а я забыл, что майку в шорты не заправил, рукой держал. Руки вверх поднял, и весь мой горох на землю. Знаешь, как обидно было? Мало дед крапивой по ногам огреть успел, так ещё и пацаны горох лущат, а я от обиды носом хлюпаю. Да нет, так-то поделились, конечно. Завтра на речку с тобой пойдём. Я там крючки в сарае нашёл. Рыбёшки на уху надёргаем.
— Тём, может быть, в магазин лучше. — Нерешительно предложила Саша. — Есть же здесь магазин?
— Есть. Сходим. — Артём кивнул. — Это же не от голода рыбалка, Саша. Это так, для интереса. Если боишься, что рыбу заставлю чистить, то нет. Я сам. Мать тоже не чистила никогда. Говорила, что сам поймал, сам и возись.
Саша уже поняла, что Артём многие бытовые вещи делает гораздо лучше неё самой, несмотря на то, что он парень. И глядя на него здесь, в непростых условиях деревни, она испытывала неловкость, чувствуя себя неумехой. Но он, казалось, не замечал этого. Вернее, конечно же, замечал, но после того единственного разговора про картошку, больше ничего не говорил Саше. Брал и делал сам или показывал, как надо.
Перемыл старую посуду, подавая Саше, чтобы она вытирала её сухим полотенцем, протёр мебель и полы, выбил собранные половики на снегу. В натопленном доме сразу стало свежее и чище. Здесь, на земле, Тёмка вообще казался более основательным, солидным и неторопливым, будто становился старше.
— Это вот она, прабабка Агафья. — Показывал он старые фотографии на стене. — Она здесь молодая ещё. И прадед. Егором звали. А это бабка моя, Мария. Несчастливая была, судьба-злодейка, как баб Агаша говорила. Отца она от бывшего заключённого родила. Он её отсюда в город и увёз. А когда отец мой уже взрослым был, дед бабку с пьяных глаз ударил, а она и не встала больше. Он обратно в места не столь отдалённые отправился, да уже и не вышел оттуда. Так что, в чём-то бабушка твоя права, получаюсь я потомственный каторжанин.
— Глупости не говори, пожалуйста. — Саша нахмурилась. — Ты не такой. И я тебя люблю.
— Я тебя тоже. — Артём обнял её. — И всегда любить буду.
— Даже, если я не научусь чистить картошку? — Иронично поинтересовалась Саша.
— Даже тогда. Я сам смогу всё сделать, сделать так, чтобы мы были счастливы. Ну что, пойдём на рыбалку завтра?
— Пойдём. — Согласилась она, оглядывая чистый дом и потрескивающую печку. — И в магазин.
* * * * *
Ольга Павловна места себе не находила. Сашино бегство с этим хулиганом Беспаловым абсолютно выбило её из колеи. Странно, что её родители так спокойно относятся ко всему этому.
Она даже ужинать не смогла, лишь поставила на плиту чайник. Он засвистел одновременно с раздавшимся за дверью звонком. Она торопливо повернула ручку на плите и бросилась к двери.
— Сынок! Ты приехал! А я думала, это Сашенька.
— Ох уж эта Сашенька. Драть её некому было. Пришлось бросать все дела и мчаться сюда. Здравствуй, мама. Не объявлялась, значит, блудная дочь.
— Звонила, Виталик. Сказала, что всё хорошо, уехала с уголовником этим. Я уж и к Галине бегала. Та ничего не знает. Или не говорит. Твердит, что сын на заработки уехал.
— Какие такие заработки? Не может быть, чтоб он совсем взрослый был. Лет ему сколько?
— Да какой взрослый, сынок? Такой же, как Сашенька наша, если не младше. Пацан.
— Пацан… Ладно…
— Виталя, ты что задумал? Ты к Галке не вздумай идти! Муж у неё алкоголик с отвратительной наследственностью. Кто знает, что у него на уме.
— Не пойду я, мам. У меня другие планы. С Мишей Ждановым созвонился.
— С Мишей?
— Ну он же в полиции сейчас. Ты чего, мама? Сама же говорила, что однажды встретила его в форме.
— Точно, сынок. Видела. Совсем из головы вылетело от всех этих переживаний.
— А я, наоборот, сразу про него подумал. К кому ещё идти, как не к Мишке. Списывал у меня в школе? Списывал. Долг платежом красен. Завтра встречаюсь с ним.
— Виталя, это хорошо, сынок. От сердца отлегло. Миша мальчик серьёзный всегда был.
— Мишка-то? — Усмехнулся Виталий Алексеевич, но тут же осёкся. — Ну да, в принципе. Мама, я голодный с дороги. Покормишь?
— Конечно, конечно. — Засуетилась Ольга Павловна. — И я с тобой перекушу. А то кусок в горло не лез. А теперь, раз ты здесь, то уж всё точно хорошо будет.
— Миша, здравствуй!
— Здорово, Виталя! Как сам?
— Неплохо. Да вот дочурка забот подкинула, пришлось приезжать.
— А она здесь у тебя? Ты же, вроде, в другом городе жил?
— Здесь. В университете учится, у мамы моей живёт. Понимаешь, Миш, связалась с пацаном одним. Первая любовь, то-сё. Нам ничего не сказала, уехала куда-то с ним. Мать на ушах.
— Представляю. — Михаил почесал затылок. — Ольга Павловна всегда повышенной тревожностью отличалась. Помнишь, как она от Галки тебя спасала?
Виталий Алексеевич только рукой махнул смущённо.
— Было.
— Вот. А тут девочка, внучка. Могу представить. Хотя… — Михаил назидательно поднял палец. — Переживания вполне обоснованы. Сейчас преступлений против личности как никогда много.
— Это ты меня так успокаиваешь, Миш?
— Информирую. Звонить дочери пробовал?
— Вне зоны всё время.
— А сама не звонила?
— Позавчера. Бабушке. Та говорит, связь плохая была. Сказала, что вернётся к началу занятий. Каникулы у них сейчас после сессии.
— Ну так, может, вернётся.
— А если нет, Миш? Представляешь, времени сколько пройдёт?
— Ну, тут уж ничего не сделаешь. — Михаил руками развёл. — Девочка совершеннолетняя? Сама уехала, сама приехала. Дети растут, Виталя. Что за парень, знаешь?
— Мать говорит, Беспалов Артём, Галкин сын.
Миша удивленно поднял брови.
— Вот так раз! Это как же их угораздило? Видать, судьба. Карму родительскую исправляют.
— Шутишь всё. А мне, Мишаня, не до шуток. У матери и так предубеждение против Галкиной семьи, а тут, говорит, ещё и дед у мальчишки сидел. Знаешь, как она парня зовёт? Каторжанином.
— Сейчас пробьём, посмотрим, что за пацан. Адрес Галкин помнишь?
— Как не помнить.
— Посиди немного, я сейчас. Кофе сделать тебе?
— Да нет, обойдусь.
Михаил отсутствовал недолго. Виталий Алексеевич рассматривал кабинет школьного приятеля и думал: никто ведь даже не предполагал, что весёлый авантюрист Мишка Жданов выберет себе такую профессию. Его напускная серьёзность могла ввести в заблуждение только взрослых. Одноклассники же хорошо знали, кто чаще других бывал заводилой в их школьных проделках.
— Ну что… — Михаил опустился на стул напротив приятеля. — Каторжанин этот твой, Артём Сергеевич, оказался вполне себе добропорядочным парнем. Участковый говорит, одиннадцать классов закончил худо-бедно, на учёте не состоит, работал с отцом, собирается в армию. Восемнадцать ему, понимаешь, только в мае стукнет.
— Так он несовершеннолетний ещё? Тогда какие заработки? Галка сказала матери, что на заработки уехал. Я думал, куда-нибудь на вахту.
— Ну это вряд ли. Не будут там с малолетками связываться. Куда-то ещё рванули. Может, на отдых?
— Всё может быть. Мы с женой Сашке на день рождения деньги дарили. Хотя, если бы отдыхать, она сказала бы. Мы ж не запрещаем. Главное, чтобы не вляпались во что-нибудь.
— Если вляпались, то поедут туда, где пересидеть можно. К родственникам, друзьям. У вас есть, куда?
— У Юлиных родителей Сашки нет. Они бы позвонили. — Рассуждал Виталий Алексеевич. — Друзей близких в школе у дочери не было, так, приятельские отношения. Если только у парнишки. Но у Галины сестёр и братьев нет. А мать умepла давно. Может быть, у отца мальчишки кто-то есть?
— Погоди, сейчас у участкового узнаю. Он давно работает, своих хорошо знает. Георгий Романович, снова Жданов…
Выслушав собеседника, Михаил поблагодарил его и сообщил.
— У отца парня тоже нет никого. Там история печальная. Романыч сам документы оформлял по ним. Прабабка Артёма жила вот в этой деревне. — Михаил протянул листок, на котором записал название. — Но её уже несколько лет, как нет в живых. Правда, дом, кажется, остался. Всё, что могу, Виталь. Ну и заявление о пропаже принять.
— Далеко это? — Виталий Алексеевич повертел листок в руках.
— Не близко. И со связью там, действительно, может быть не очень. Но ты не спеши пока. Заявление оставь, возьмём в работу. Попробуй ещё дочке позвонить, вдруг откликнется. И в гости заехал бы вечерком. С женой познакомлю, с пацанами своими. Двое их у меня. Старшему тринадцать, младшему восемь. Хорошие ребята.
— Такие же шебутные, как их отец?
— Нет. — Жданов помотал головой. — Серьёзные, в маму свою.
— А жена?
— Ты не знаешь её. На службе познакомились. Да что я тебе рассказываю? Приходи, сам всех увидишь. Сто лет не виделись.
— Спасибо, Миш. Приду. Ты там же живёшь?
— Нет. У нас квартира своя. Дай бумажку сюда, адрес запишу. Всё, Виталя, ждём.
* * * * *
Речка, на которую привёл Сашу Артём, дремала подо льдом и снегом, сливаясь с собственными берегами.
— Никого. — Тихо, чтобы не нарушить этот чарующий зимний сон, сказала Саша.
— А кому тут быть? — Удивился Артём. — Старухи зимой сюда не пойдут, а рыбаков, видно, не осталось.
— И как ловить? — Саша вопросительно смотрела на Тёмку. — Проруби нет.
— Ну, прорубь, она потому и прорубь, что её прорубают. — Весело отозвался парень. — Видишь, я топор взял и ломик. Другого-то ничего нет.
— А если лёд треснет? — Саша опасливо покосилась на реку.
— Не треснет. — Успокоил Тёма. — Я же не титан какой-нибудь, а морозы давно стоят.
Расчистив небольшой участок, он принялся ломиком откалывать чешуйки льда.
— А не так это и просто, оказывается. — Артём озадаченно посмотрел на сделанное. — Но нам ведь большая лунка и не нужна. Дай-ка, я топором попробую.
Он опустился на колени, и принялся за работу. Саше стало скучно просто стоять и смотреть, и она потихоньку пошла по льду, оглядываясь по сторонам. Летом, наверное, здесь красиво, а сейчас занесённая снегом река ничуть не отличалась от остальной территории. Разве что торчали из-под снега сухие длинные шпаги рогоза, украшенные пушистыми коричневыми початками, издалека напоминающими эскимо. Саше по-детски вдруг захотелось погладить рукой бархатную поверхность этого необычного растения, и она задумчиво побрела туда.
Когда под ногами вдруг всё ухнуло вниз, и тело захлестнула ледяная вода, Саша даже не поняла сначала, что произошло.
— Тёма!
Он обернулся, тут же вскочил, сбросил куртку, схватил лом, валявшийся рядом на льду, и помчался к ней.
— Саша! Сашка, руки раскидывай. Не бойся!
Не добежав до неё, он упал на лёд и пополз, держа лом поперёк перед собой.
— Саша! Саш, смотри на меня, хватайся.
Она с трудом потянулась ему навстречу, пытаясь ухватиться за металлический прут.
— Вот, молодец. А теперь просто держись. Сашка, не барахтайся, слышишь? Тяну, держись крепче!
Вытащив Сашу на лёд, он откатился с ней вместе на безопасное место и выдохнул:
— Полынья. Они в морозы снежной кашей забиваются, потому и не видно. Саша, ты идти сможешь?
Она кивнула.
Артём закутал её в свою куртку и, не обращая внимания на оставшиеся на льду снасти и инструменты, приказал:
— Бежим.
В доме он велел Саше переодеться, а сам бросился к соседу. Вернулся с мёдом и бутылкой мутноватой жидкости.
— Самoгoн. — Пояснил Саше. — Фёдор Ильич велел растереть тебя.
Смущённо поднял глаза на девушку.
— Ты сама не сможешь. Прости.
Он растирал её бережно, словно боясь повредить нежную белую кожу.
— Не бойся, Тём. Три сильнее. — Саше тоже было неловко, но раз надо, то надо.
Укутав её в одеяло, Артём принялся греть воду.
— Сейчас. — Виновато говорил он. — Чай, и ноги ещё парить надо. Саша, ты побудешь одна? Я до магазина добегу. И на реку, инструменты подобрать.
— Иди. — Кивнула она. — Тёма, только ты осторожно, ладно.
— Не бойся. Там эта полынья и есть-то, наверное, одна на всю речку.
— И я её нашла. — Горестно вздохнула Саша. — Неудачница.
— Какая же неудачница? — Грубовато перебил Артём. — Выжила. Не утонула. Наоборот всё. Повезло, да ещё как. Нос выше!
— Может быть…
Выходя, Артём столкнулся с соседом.
— Куда летишь, Тёмка? Саша где?
— Я в магазин, Фёдор Ильич. У нас заварки нет. И горчицы сухой хотел посмотреть. Баба Агаша мне раньше в таз сыпала. Ну и топор с реки забрать.
— Горчицу сухую вряд ли купишь. Зайди ко мне потом. Вещь дам одну. «Звёздочка» называется. Бальзам такой. Несколько баночек есть. Старый он, но для ног пойдёт. Убойная штука. Ну, беги. Я Сане пока травки заварю.
Он потряс холщовым мешочком.
— Спасибо, Фёдор Ильич! — Крикнул на ходу Артём.
Старик, кряхтя, поднялся на крыльцо.
— Саня, не пугайся. Я это.
— Заходите, Фёдор Ильич. — Саша хотела встать ему навстречу, но он отмахнулся.
— Лежи, лежи. Эк угораздило тебя, девка. Испужалась, небось?
— Очень. — Призналась Саша.
— Вы, городские, неприспособленные ни к чему, Саня. С природой, с ней шутки плохи. Её знать и понимать надо. Тогда она другом будет. Вот, гляди. — Он протянул Саше мешочек. — Понюхай.
— Вкусно пахнет. — Улыбнулась Саша.
— И я говорю. — Старик довольно усмехнулся. — Там и смородины лист, и малины, и зверобой, и душица, и мята. Каждая травка силу свою имеет и тебе передаст. Только бережно надо к природе, с уважением.
Он говорил, ровно и неспешно, а Сашины глаза слипались. Организм, как и природа, жил своей жизнью и своими методами боролся с пережитым стрессом. Она взяла из рук Фёдора Ильича душистый травяной отвар, ложку с терпким засахарившимся мёдом и, выпив горячую жидкость, провалилась в спасительный для себя сейчас сон.
Артём, вернувшись, положил руку ей на лоб, озабоченно покачал головой и принялся готовить еду. Саша спала тревожно, несколько раз пыталась сбросить одеяло. Артём хмурился и укрывал её снова. На бледных щеках Саши пятнами зажёгся лихорадочный румянец, и Тёмке стало страшно. Саша ведь совсем недавно переболела, ещё даже не выздоровела до конца, а он, эгоист, потащил её в деревню, в холодный нетопленный дом, на эту речку, на рыбалку какую-то. Развлечься решил. Какой же он… Саша спала, а Тёмка ел себя поедом. Ему вдруг стало страшно, что она не просыпается так долго, и он осторожно тронул девушку за плечо.
— Саша, Сашуль, ты как? Давай поедим. Я приготовил.
— Тёмочка. — Саша с трудом разлепила веки. — Прости, я что-то не хочу. Голова болит. Ты ешь сам. Я посплю.
Артём занервничал. На Сашу это не похоже. Она всегда старается держаться. Вон на экзамен больная рвалась. И если сейчас так, значит, дело совсем плохо. А здесь, в деревне, ни аптеки, ни больницы. Вдруг Саше станет ещё хуже.
Ночью он проснулся от её надрывного кашля. Вскочил. Саша разметалась, сбросив одеяло. Она вся горела, и Артём, поставив на печь чайник, смочил холодной водой полотенце и до утра прикладывал его к Сашиному горячему лбу. Поил её тёплым отваром, чтобы смягчить кашель. Новый день они оба встретили не в лучшей форме. Саша, измученная жаром и приступами кашля, Артём — бессонницей, страхом и тревогой за неё.
Он с трудом уговорил девушку чуть-чуть поесть. Саша постаралась встать, но лишь немного походила по дому и снова легла. Артём стиснул зубы. Её надо к врачу. А ещё лучше не просто к врачу, а домой. Одну Саню отпустить в таком состоянии он не может, надо ехать вместе. Но сейчас холодными автобусами, с пересадками…
Взгляд его неожиданно упал на Сашин телефон. Хорошо, что вчера, когда они ходили на реку, он лежал на зарядке. Отключать Саша не хотела, а смартфон в поисках сети всё время разряжался. Артём посмотрел на спящую девушку, взял телефон и решительно вышел из дома.
* * * * *
— Не ожидала от тебя, Виталик. — Ольга Павловна гневно смотрела на сына. — Я думала, ты приехал спасать Александру, а ты напился самым бессовестным образом, явился за полночь. Я отвратительно тебя воспитала, сын. Я плохая мать, никудышная бабушка. Со мной вообще никто не считается.
— Мама, мамочка, послушай ты меня. — Виталий Алексеевич поднял руки, защищаясь от её гнева. — Я был в полиции, написал заявление. Миша сказал, что следует подождать Сашиного звонка. Ну встретились мы с ним, посидели. Он меня со своей семьёй познакомил. Что здесь такого?
— Ничего. Кроме того, что твоя дочь сейчас находится в компании какого-то бандита. Ещё неизвестно, что он с ней может сделать.
— Мама, прекрати! Никакой он не бандит. Хороший парень. Мишка при мне участковому звонил.
— А я знаю, почему хороший. Потому что это её сын, да? Ты по-прежнему любишь эту маргиналку.
— Мама, я Юлю люблю. И дочь. А мальчишка этот, он просто мальчишка, пойми ты. Даже младше нашей Саньки. Они одинаковые.
— Они не могут быть одинаковыми! Наша Саша…
— Так! Стоп! У меня важный звонок. — Увидев на экране номер дочери, Виталий Алексеевич почти бегом выскочил за дверь квартиры. — Саня! Дочь, где ты?
— Это не Саша. — Донеслось до него сквозь шум помех. — Это Артём.
У Виталия Алексеевича потемнело в глазах. Неужели, мать оказалась права?
— Где Саша? — Не своим голосом произнёс он. — Что ты сделал с ней?! Да я тебя из-под земли достану!
— Это хорошо… — Голос парня звучал нечётко. — Если бы вы приехали к нам. Саша заболела. Я боюсь везти её на автобусах. И лекарство нужно.
— Где она, я тебя спрашиваю?!
— Спит. Ночью температура была. Это я виноват.
— Знаю! Говори быстрее, где вы.
Артём продиктовал адрес. Да, это то самое название, которое записывал Виталию Жданов.
— Я знаю, что вы далеко. — Артём замолчал, и Виталий испугался, что связь прервалась. Но голос паренька снова прорвался сквозь помехи. — Не волнуйтесь. Саша чай травяной пьёт с мёдом. Только ест плохо.
«Господи, детский сад какой-то». — С раздражением подумал он вдруг. А вслух сказал.
— Артём, вы только оставайтесь там, слышишь? Я приеду!
— Я слышу. — Раздалось издалека. И связь оборвалась.
Надо ехать. Если с Сашкой что-нибудь случится, он этого Артёма Сергеевича с того света достанет. Матери ничего говорить нельзя. Сейчас начнётся… Виталий Алексеевич набрал в грудь воздуха и вошёл в квартиру.
— Мама, мне надо срочно уехать. Это по работе.
— Я знала! — Ольга Павловна поджала губы и отвернулась. — Я — плохая мать. Но и ты отвратительный отец. Тебе совершенно не дорог твой ребенок! Поезжай, я сама буду искать Сашеньку!
ОКОНЧАНИЕ — ЗДЕСЬ
