– Варька! А ну-ка иди сюда!
Варвара вздрогнула и прибавила шаг, старательно делая вид, что не слышит требовательный голос своей родной бабушки Вали.
– Варька, зараза этакая! Бегать я за тобой должна, что ли? Стой!!! А то матери всё скажу!
Вздохнув, Варвара остановилась и повернулась, с неприязнью и страхом глядя, как на неё надвигается крупная, похожая на тучу фигура бабушки. Девочка невольно поморщилась. Нет, всё-таки настоящая бабушка должна быть совсем другой, доброй, улыбчивой и заботливой. Вот как у Лены Трофимовой или Насти Петровой. Их бабушки, наверное, самые лучшие на свете. А какие вкусные пирожки и булочки они готовят, просто объедение! Лена и Настя часто выносят их во двор и угощают там своих друзей.
Бабушка Вари ни разу не дала ей даже самую простую конфету…
– Ну? Куда бежишь, глаза вылупив, как коза? – Валентина наконец-то догнала младшую внучку и схватила её за плечо. – Что там у тебя в руке?
Она силой разжала ладонь девочки и увидела несколько мелких монет:
– Деньги!? Где взяла? Говори, у матери украла???
– Нет, бабушка, – Варя поморщилась от боли: – Мы с Верой в квартире прибрались, и мама сама дала нам за это денежку. Вера свои в копилку положила, а я хочу мороженого!
– Дурында какая мать твоя! – рассердилась Валентина. – Разве можно своим детям платить за уборку? Вот что! Эти деньги я у тебя забираю. Мне как раз на сахар не хватает. А ты беги к мамке и скажи, что я вечером зайду, поговорю с ней, как детей воспитывать нужно!
Варины монеты перекочевали в красный облезлый кошелёк бабушки Вали и грузная женщина зашагала прочь от внучки, ворча себе под нос что-то о нравах современной молодёжи и свободном воспитании, которое всех только портит.
Девочка посмотрела ей вслед и поплелась домой, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.
***
– Что такое? – Людмила встретила младшую дочь удивлённым взглядом. – Не хватило на мороженое что ли? Или деньги потеряла?
Девочка мотнула головой и крупные слезы брызнули из её глаз:
– Баба Валя забрала-а-а-а…
– Ой, да не вой ты, ради Бога! – Людмила прижала ладонь к щеке, как будто у неё внезапно разболелся зуб. – Сама же, ворона, отдала ей деньги. Господи, Варя, тебе уже одиннадцать лет, а ты все ещё не можешь постоять за себя.
– Она сама-а-а… – никак не могла успокоиться девочка.
– Иди и делай уроки, – Людмила не собиралась жалеть дочь. Не обращая больше на неё никакого внимания, она вернулась к своим делам на кухне: бросила в раковину несколько картофелин, морковь и свёклу, и принялась чистить их, поглядывая в окно. Она думала о том, что её жизнь с самого начала явилась ей такой же унылой и безрадостной, как этот серый неуютный день.
Валентина была её родной матерью, но никаких дочерних чувств Люда к ней не испытывала. Впрочем, Валентина никогда и не нуждалась в этом. Она родила дочь поздно, в сорок два года, и не избавилась от ребёнка только потому, что узнала о своей беременности уже на пятом месяце.
– Вовка! – напустилась она тогда на своего сожителя, с которым познакомилась около года назад, как раз в то время, когда он освободился из тюрьмы после очередной отсидки. – Ты что, тварюка, наделал, а? Зачем обрюхатил меня, дурень старый?
– В смысле? – Владимир не донёс ложку с двухдневным борщом до рта и расплескал её, дрогнувшей рукой.
– На коромысле! – продолжала сердиться Валентина. – Медосмотр у нас на заводе сегодня был. Вот врачиха и рассмотрела, что я беременная. Там уже сердце бьётся!
Валентина хлопнула себя по животу.
– Что делать-то будем? Срок большой, вытравить не получится.
Владимир почесал затылок:
– Тогда рожать придётся. Поздравляю, мамаша, с первенцем!
– Не было печали, – проворчала Валентина, наливая себе в тарелку борщ. Потом нарезала сало и лук крупными кусками, отломила краюху хлеба и приступила к обеду, сурово поглядывая на Владимира.
– Что ты на меня зыркаешь? – усмехнулся он. – Тащи бутылку. За такую новость не грех и выпить.
Валентина подала требуемое и поставила перед Владимиром два стакана. Выпив и закусив водку ломтём хлеба с салом и луком, она вдруг рассмеялась:
– А я-то всё думаю, что я в последнее время так сильно жрать хочу. Прямо как прорва какая-то! А это, оказывается, внутри меня кто-то голодный! Ну что, папаша, прокормим ещё один рот?
– Прокормим как-нибудь, – кивнул тот и снова до краёв наполнил стаканы.
***
Прокормить родившуюся Людмилу было не сложно. Худенькая, маленькая девочка первые недели своей жизни почти все время спала. Ела она мало, быстро насосавшись молока, засыпала, повиснув на тёплой материной груди. Тогда Валентина укладывала её в старенькую обшарпанную кроватку, которую откуда-то принёс Владимир, и занималась своими делами, забывая о крошечной дочери.
Отец обращал на дочь ещё меньше внимания. Иногда, выпив, он подходил к кроватке и подолгу рассматривал сморщенное личико девочки, брезгливо морща нос.
– Страшненькая она какая-то, – говорил он, в конце концов, Валентине. – Большеротая, как лягушка. Не могла посимпатичнее кого-нибудь родить? Ещё и девчонку! Тьфу, хоть бы сын был…
– Кого положил, того и достали, – огрызалась Валентина. – Мне всё едино, хоть девчонка, хоть мальчишка. Все они, спиногрызы, одинаковые! Эта хоть молчит… И на том спасибо!
Но молчала Людмила недолго. Мучась от младенческих коликов, девочка кричала день и ночь, сводя с ума не только родителей, но и соседей. Бывало, не выдержав, Валентина шлёпала малышку, которая до синевы заходилась в своём крике, бросала её в кроватке и на несколько часов уходила из дома, чтобы не слышать надрывного плача дочери.
Владимир тоже предпочитал ночевать где угодно, лишь бы спокойно высыпаться в тишине и покое. Он подрабатывал то грузчиком на железнодорожном вокзале, то сторожем на строительном объекте и потому с местом для ночлега у него проблем не возникало. Конечно, однушка Валентины в одной из хрущёвок города была более привлекательным вариантом, но это до появления на свет вечно орущей несносной девчонки.
Да и Валька с её рождением стала какой-то особенно злой и издёрганной. Что ни спроси, отвечает в сердцах, резко и грубо. И к себе она перестала его подпускать, а вот этого Владимир ей простить никак не мог. Зачем тратить время на эту кобру, если вокруг так много мягких и податливых баб. Валентина всё понимала, но ничего сделать с собой не могла. Иногда она отыскивала Владимира в каких-нибудь злачных местах и прилюдно устраивала скандал, требуя, чтобы он вернулся домой.
– Одна я там, что ли должна пластаться? – кричала на своего сожителя Валентина. – Чтоб сегодня же явился ночевать, понятно?
Владимир кивал, но домой не приходил. А однажды, в день зарплаты и вовсе купил билет на поезд и уехал неизвестно куда, сбежав и от гражданской жены, и от ненужной ему дочери. Погоревав немного, Валентина махнула рукой на пропавшего Владимира, съездила в деревню, откуда была родом, и привезла оттуда старушку-мать.
– Вот твоя внучка, ухаживай за ней, а я буду работать. Иначе с голоду все подохнем, – сказала она ей. – И вот ещё что, дом твой я продам или обменяю. Тесно нам втроём в однушке будет. Попробую провернуть что-нибудь и купить двухкомнатную квартиру. Может завод поможет, всё-таки я столько лет пашу там как лошадь. Схожу к директору, поговорю…
В двухкомнатную квартиру она со своей семьёй переехала, когда Людмиле исполнилось одиннадцать месяцев. Валентина выделила дочери и матери отдельную комнату, сама спала в гостиной, но большую часть времени проводила на работе, возвращаясь домой только переночевать.
Маленькая Люда совсем не страдала из-за отсутствия матери. Баба Дуня, худенькая, сгорбленная старушка, заменила ей её и до восьми лет не расставалась любимой внучкой. А потом старушки не стало и Люде пришлось резко повзрослеть.
Мать, словно только сейчас заметившая, как подросла её дочь, заставляла девочку делать буквально всё: стирать, убирать, готовить. К десяти годам Люда освоила нехитрую науку ведения домашних дел и быстро управлялась со всем, успевая довольно-таки неплохо учиться в школе. Но хорошие оценки она получала не потому, что ей нравилось учиться. Она боялась ремня, которым за малейшую провинность воспитывала её мать.
Время шло. Люся подрастала, постепенно превращаясь из нескладного подростка в симпатичную глазастую девушку, и парни наконец-то стали обращать на неё внимание. Вот только она, не привыкшая к ласковым словам и вообще хоть какой-то заботе, старательно избегала общения с ними.
– Смотри мне, Людка, не дай Бог кого-нибудь в подоле принесёшь! – грозилась Валентина, поглядывая на обтягивающие платьем выпуклости дочери. – Сразу же из дома выгоню. Пропадай тогда совсем, чтоб тебя черти взяли!
– Что ты, мам, – огнём вспыхивала от слов матери Людмила. – Мне это не надо!
– Тебе не надо, а другим понадобится, – усмехалась Валентина и добавляла, строго погрозив дочери пальцем: – Смотри у меня, кобыла… Доскачешься!
***
Как-то возвращаясь домой, Людмила столкнулась во дворе с одноруким Петром Федотовым, соседом по дому, жившим в крайнем подъезде. Петру было около сорок лет, и он после развода с женой жил один, считая себя никому не нужным инвалидом. Бывший железнодорожник, правую руку он потерял по вине своего напарника, нарушившего правила техники безопасности, и долго восстанавливал подорванное здоровье. Жена, не желавшая жить на его пенсию по инвалидности, без зазрения совести бросила своего несчастного мужа ради более успешного любовника.
Возвращать её Пётр не захотел. Он вообще теперь старался избегать женщин, считая, что все они одинаковые и интересуются только деньгами мужчин.
Людмилу Пётр знал ещё с тех пор, когда она была голоногой девчушкой, и очень удивился, заметив однажды как она повзрослела.
– Здорово, Люся! Да ты, смотрю, уже готовая невеста, – сказал он как-то ей при встрече, заставив щеки девушки вспыхнуть от смущения. – Замуж ещё не собираешься? От женихов, поди, отбоя нету!
– Нет у меня никаких женихов, – ответила ему зардевшаяся Людмила и торопливо прошла мимо, спиной чувствуя жгучий взгляд, которым проводил её Пётр. С тех пор они всегда только здоровались при встрече, но как-то, снова столкнувшись с девушкой во дворе, Пётр окликнул её:
– Люсь, постой-ка! Слушай, это твоё объявление висит в подъезде? Нанимаешься на уборку, значит?
– Да, а что? – Людмила подняла на него глаза.
– Приходи ко мне, наведи порядок в квартире. Женской руки у меня уже давно там не было, перемой всё как надо. Сам-то я кое-как справляюсь, но ты же понимаешь, что это не то. А я хорошо тебе за это заплачу.
– Когда приходить? – спросила Людмила, не почувствовав никакого подвоха.
– Да хоть завтра, – улыбнулся ей Пётр. – До вечера как-нибудь управишься.
Людмила пришла к Петру на следующий день и удивилась, увидев накрытый на две персоны стол.
– Ой, дядь Петь, вы гостей ждёте? Тогда я позже приду, – сказала она, действительно собираясь уйти, но Пётр остановил её:
– Глупенькая! Это я тебя ждал. Поужинай со мной, а то я все один да один. А прибраться и завтра сможешь.
Людмила смотрела на дымящийся картофель, посыпанный зеленью, кусочки лоснящейся от золотистого жира рыбы, нарезанные колбасу и сыр, поджаренный хлеб, и чувствовала, как живот подводит от голода. А Пётр уже ставил на стол бутылку белого вина.
– Выпить тебе не предлагаю, – сказал он, улыбаясь. – Тебе ведь нет ещё восемнадцати. А себе немного налью, если ты не возражаешь.
– Мне уже девятнадцать, – почему-то решила признаться Людмила. – В мае исполнилось.
– Да? – удивился Пётр и как-то странно посмотрел на девушку. – Ну тогда подвигай бокал. Давай выпьем за твои девятнадцать лет…
Немного позже, разомлевшая от вкусной сытной еды и выпитого вина Людмила лежала на двуспальной кровати и шептала тихо:
– Дядя Петя… Дядя Петя…
Но не отталкивала его. Наоборот, ей хотелось чувствовать его тёплое дыхание и биение сердца, которое сводило её с ума. Пётр же совсем потерял голову и никак не мог поверить, что это всё происходит с ним:
– Я тебя никому не отдам, слышишь… Никому…
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ
